Ее удивило, как это мы до Поживни добрались на машине за час, а она всю жизнь тратила на дорогу два полных дня да еще ночь…
Укрывшись травами, мы провели ночь на свежем воздухе, под звездами, а наутро, едва рассвело, она попросила меня отвести ее в лес на краю нашего выпаса.
Лес был похож на темно-зеленую мрачную крепостную стену. Он был полон росой, смолой и тьмой. Мы уходили в его глубину бесшумно, ноги наши утопали в траве и опавших листьях, мягко пружинивших под нашими стопами.
Не знаю, что это было за дерево, поскольку я родился в городе, на улице без единого растения, но было оно таким толстым, что человек вряд ли охватил бы ствол руками. Кора его была гладкая и серая, по ней стекали крупные смолистые слезы. Если всмотреться в нее, то можно было заметить на ней нечто неестественное – что-то вроде орнамента, или, точнее говоря, письмен. Кожа дерева в этих местах была изрыта и как бы окрашена.
Вдруг баба Иована остановила меня дрожащей рукой.
«Читай, – велела она мне, – читай!»
Тело ее сотрясалось, будто его охватил какой-то безумный внутренний ветер.
«Читай!»
Я произносил буквы, выступившие на дереве: МИЛОВАН 1932. ОБРАД 1933. МИЛОВАН 1935. ОБРАД 1938. МИЛОВАН 1940. ОБРАД 1940. МИЛОВАН ОБРАД МИЛОВАН ОБРАД МИЛОВАН ОБРАД 1941. МИЛОВАН МИЛОВАН МИЛОВАН ОБРАД ОБРАД ОБРАД МИЛОВАН…
Каждый пятый ствол был отмечен их именами, вырезанными в коре дерева детским ножом от скуки, когда они пасли овец, коров и коз, или так просто, чтобы оставить хоть какой-то след во времени. Когда они делали это, еще до того, как уйти на войну, лес был молодым, а стволы только набирали силу, но уже годились для того, чтобы оставить на них свои имена. Но лес все эти годы рос, рос и рос, и вместе с ним раздавались и их имена, до тех пор, пока их давно исчезнувший звук не наполнил своим эхом зеленоватый сумрак, сквозь который начинало пробиваться утреннее солнце.
Баба Иована коснулась кончиками пальцев шершавой поверхности имен своих внуков и раздавила ногой догоревшую сигарету.
После этого она уже не курила.
Длинная кривая палка колдуньи обозначила последней линией в белой пыли день ее смерти.
Стреляя, согласно приказу, по всему, что шевелится, два солдата ровно в полдень встретили на пыльной дороге сельскую ведьму.
По обеим сторонам дороги догорало подожженное село, сквозь которое только что прошла бронетанковая колонна.
За ней последовали поджигатели и грабители, а за ними – психопаты, каторжники и сумасшедшие, только что выпущенные с этой целью из тюрем и психиатрических больниц.
