– Гады! – чертыхнулся Глебов, поднимаясь. – Только и умеют бить из-за угла.
Колченогий лежал рядом, уткнувшись лицом в жижицу.
3
Из баньки возвращались навеселе. Настроение было легкое, почти воздушное. Вспоминалась полевая дорога, березовые перелески, небо в белых облачках. Эх, Русская земля, ты уже за холмом!
В казарме бушлаты стояли ратным строем. На деревянном столе луковицы пылали семиглавым собором. За столом сидел подполковник Косолапов – мрачный, как солнечное затмение.
– Помылись? – проокал он, точно деревенский батюшка. – А чего на лаптях грязь?
– Ее разве отмоешь? – Лисин прошлепал по казарме, оставляя мокрые следы. – В бане весь пол загажен – вот и топали босиком.
– Это верно, – вздохнул Косолапов. – Теперь нам никогда не отмыться – объявлена капитуляция.
Внезапная весть ошеломила. Стало понятно, что свершилось неслыханное предательство. В самый канун победы, когда только и оставалось добить врага в его логове, Москва вдруг решила замириться с ним. Одним махом все становилось бессмысленным – война, смерть, кровь.
Голубого стекла бутыль засияла на столе, как минарет. Офицеры расселись кругом. Из приемника донеслось гнусавое пение. Косолапов мусолил в зубах сигарету:
– В общем, мужики, приказано зачехлить орудия и – по домам.
– Как отступать будем? – усмехнулся Глебов. – Строевым шагом или мелкой рысцой?
– Будем двигаться, как учил великий полководец, – поднял кверху назидательный палец Лисин. – Наденем ветры и вперед.
Наступило похоронное молчание. Паша Морячок задумчиво скреб ногтем по столу. Косолапов елозил окурком по краям кружки. Глебов, криво улыбаясь, вынул пистолет, приставил дуло к губам, свистнул:
– Эх, товарищ майор, жалко мне тебя – суворовскую-то медаль придется припрятать.
– Это почему?
– Жена не поймет – война проиграна, а ты награду получил. За что? За пособничество врагу?
– Награды не прячут, награды демонстрируют. А супруге скажу – пожаловали за бесстрашную эвакуацию.
– Ловкач!
– Завидуешь? – рассмеялся Лисин. – Сам, наверное, такую медаль не прочь нацепить?
– Спасибочко. Мне теперь и ветров на ногах довольно…
За окном угасал вечер. Горы окутывала сизая роздымь. В оружейной комнате Капитоныч пересчитывал патроны.
– Личное оружие тоже сдать! – приказал он.
– Зачем?
– Чтобы в сердцах кого не подстрелил.
Пистолет забился в угол, как щенок. Лишившись стального друга, Глебов почувствовал себя одиноким и беззащитным. Вдалеке в горных расселинах кружились волки, выли на луну – серебристую, словно медаль.
