Во сне засветилось северное сияние — черное небо в окне, черное-черное, и семь звезд — только Мицар и Алькор не вдвоем, а целой россыпью, и ковш Медведицы повернут — как с другой стороны смотришь, откуда-то из другого неба. И от ковша — красные, синие, белые сполохи, и Аня сказала: «Не закрывай занавеску, так, без света посидим — глянь, как светло».
— А хочешь, в куклы поиграем? В похороны, а?
— Ты, Анька, с ума спятила, какие куклы-то…
— Ты, я, Иван Фомич…
— Не, давай просто так поговорим.
— Давай… Ну, начинай, чего же ты?
— Ты сюда — какими судьбами?
— Мать зайти просила. Ну, рассказывай!
— Что, Анечка, рассказывать?
— Как живешь… И вообще…
— Как живу… Обыкновенно, как все.
— Замужем…
— Два года. Нет, Ань, не могу, в окно так и брызжет…
— Сполохи? Это тебе девчонки прислали, с Севера.
— Помнят еще… Спасибо. Соня — она что, все как кукла?
— Ага, только старенькая кукла… Поседела вся. Помнишь, кукла у тебя была, в красном платье — слушай, а куда она потом делась, а?
— Мы же ее в овраге зарыли — забыла?
— Правда-правда… Ты в овраг давно приходила?
— Уж не помню, когда… Лет двадцать не была. Чего бегать-то без толку?.. Вроде засыпали его… Не видела, врать не буду.
— Так-таки не выбралась… Что ж ты делала эти двадцать лет?
— Работала. Мало дел, что ли…
— Я понимаю, что работала. А что делала-то?
— Детей учила.
— А чему?
— Смешная ты, Анька… Чему в школе учат… Жизни, конечно.
— Чему-чему?
— Ну… Сборы пионерские там играли, «Зарницу» проводили — военно-патриотическая игра такая есть…
— А-а, это все ненастоящее, понарошку…
— Замужем вот…
— Не, давай лучше споем. «К ногам привязали ему интеграл, и матрицей труп обернули, прощальную речь произнес сам декан, и труп в бесконечность спихнули». Песня ваша студенческая — помнишь?
— Да, пели в техникуме, уже после тебя… Ой, прости, дура я!..
— Ничего, я не обиделась. Легко в песне поется: раз — и в бесконечность! Жил — и нет тебя! Мама моя тоже умерла — знаешь?
— Да, слышала — в Ленинграде, кажется…
— В Ленинграде… Слушай, а почему ты мужа отравила?
— Ань, а страшно ТАМ?
— Это как кому… За что ты его?
— Тесно нам…
— А-а, поняла. Чужие. Так ушла бы — чего ж?
— Ты что, как можно… Чуть прожить, и на попятный — люди засмеют. Поймет разве кто…
— Поймет, не поймет — тебе-то какое дело?
— Что ты, разве можно — на посмешище?..
— И тебе его не жалко?
— Не знаю.
— Живой человек ведь, думает, дышит, чувствует — живой он, не замечала?
— Глупости какие-то говоришь, — Серафима рассердилась.
