Ясно, что суть дела здесь не в тех условно указанных конкретных обстоятельствах («передвижение фронта, изменение государственной границы и т. п.»), которые лишают епархию связи с Высшим церковным управлением, но в самом факте «отсутствия общения» или «прекращения деятельности» Высшего церковного управления. Ясно также, что это «прекращение деятельности» неизбежно в случае тяжелой болезни, смерти или ареста первоиерарха, при невозможности обнаружения и осуществления власти каким-нибудь из местоблюстителей, наделенных чрезвычайными полномочиями. Во всех подобных случаях группы епархий должны управляться самостоятельно – до тех пор, пока связь с Высшим церковным управлением или само это управление не будут восстановлены.
Учреждаемые церковные правительства для групп епархий не означают, очевидно, учреждения новых Поместных церквей со своей первосвятительской властью, но лишь по общему согласию избираемые временные органы административного управления, полезные для согласования действий нескольких епархий в сложных и быстро меняющихся условиях.
Наиболее существенным с экклезиологической точки зрения является следующий пункт постановления:
«4. В случае невозможности установить сношения с архиереями соседних епархий и впредь до организации Высшей церковной власти, епархиальный архиерей принимает на себя всю полноту власти, предоставленной ему церковными канонами».
В этом постановлении вскрывается тот факт, что в основе церковной структуры по-прежнему остается изначальный принцип: «где епископ – там Церковь». При всей своей древности и традиционности, этот принцип так неполно реализовался в практике церковной жизни последних столетий, что внедрение его в сознание епископата и церковного народа было и остается нелегким делом. Только чрезвычайное положение Русской церкви и сознание величия происходящих духовных потрясений, пророческое дерзновение патриарха Тихона вместе с окружавшими его представителями соборного разума Церкви – только все это, вместе взятое, могло подвигнуть Высшее церковное управление на такой решительный разрыв с традицией поверхностной, но прочной, на восстановление традиции более глубокой, но в значительной степени забытой. Дальнейшие события показали, насколько трудным оказалось для русского епископата понимание и исполнение этого постановления, при всей его очевидной простоте и практической разумности.
Авторы постановления, исходя из того, что нелегальное или полулегальное положение Церкви может продлиться годы и десятилетия, решили приблизить форму церковной организации к древнехристианской, когда многочисленность и малый размер независимых общин делали их трудноуловимыми для преследователей. С этой целью постановление наделяет отдельного епископа исключительными правами, беспрецедентными в церковной истории константиновской эпохи:
