– Боже… как же быстро, – ее мысли лихорадочно путались. – Только от его близости, от неконтролируемых самопроизвольных вспышек острейших желаний, страхов и шокирующей неизбежности. Я не готова! Совершенно и абсолютно к этому не готова! Пожалуйста! Что угодно! Не дай мне сорваться и упасть в эту пугающую бездну. Ты же не можешь не видеть этого, как мне страшно и больно… – он все видел и все знал.
Посмотрел в почти черные, испуганные глаза, на дне которых вместе со страхом плескалась ее страсть, от которой его начинало трясти, как в лихорадке.
Слегка толкнулся в тесную глубину и стиснул челюсти, остановился, давая эфемерную свободу выбора, дрожа от возбуждения, которое граничило с агонией.
На самом деле выбора уже давно нет. Если она не пойдет за ним – он ворвется в нее сам.
Еще один легкий толчок и он еле сдерживал рык нетерпения, чтобы не спугнуть, видел чувствовал, слышал кожей ее страх и трепет, потому что с ума сходил от того, как затуманиваются карие глаза, как закатываются и снова широко раскрываются.
– Остановишь меня, когда уже совсем не сможешь… – прошептал это ей в ухо и она почувствовала, как член в очередной раз толкнулся в нее, не сильно, казалось, просто возбуждая. – Да… Давно так не хотел.
До сумасшествия хочется погрузиться в нее одним жестким ударом, целиком, заполнив всю, почувствовать каждый миллиметр погружения. От этого желания сводило скулы, он смотрел туманными глазами на нее, сейчас ничего в мире не могло его остановить ее слабые попытки были просто проигнорированы.
– Моя… Запомни, ты принадлежишь только мне и никто не смеет тебя касаться кроме меня, даже ты сама не имеешь права на свое тело, оно мое, – при этих словах он сильно надавил и вошел в нее. Сондрин вскрикнула и выгнулась под ним, Не сдержался. Застонал. Громко и надсадно
– Пусти его, будет не так больно, отпусти его золотце, – он дрожащим голосом шептал, его глухой стон вырвался еще раз, какая она тугая и мокрая, так невольно сжала изнутри.
Не отпуская взгляд. Дааа! Вот такой взгляд… Изнемогающий, возбужденный, молящий о невысказанном желании, которое больше ничем невозможно удержать и унять , стиснул ее бедра сильнее, чтобы сделать первый полный толчок , закрывая глаза, чувствуя, как скрипят зубы от того, что не мог отпустить себя и остервенело долбиться в нее на бешеной скорости. Твою ж мать, маленькая сладкая сучка, знала бы чего стоит эта гребанная осторожность. Как это слово, которое он прошептал, обещание «не навредить» сейчас все тормозило, словно огромный сугроб, в котором он застревал и не мог отпустить себя на этой диком спуске. Она сейчас рвала его на части своей отзывчивой похотью, которая пробуждалась от его движений в ней.
