– Иначе я не согласен… Мне лучше остаться простым учителем…
– Нельзя ли отложить ваши намерения хотя бы на два-три года, пока школа нормализуется?
– Нет, – ответил Василий Александрович решительно, – нельзя. Нельзя потому, что и распределение финансов, и ремонт школы, и обновление материальной базы, и всё остальное подлежат законам гуманной педагогики… Я рассматриваю школу как целостный организм…
При этих словах начальник нахмурился.
– Послушайте, – сказал он, – вы можете мне коротко объяснить, о каком гуманизме идёт речь? И вообще, может ли быть школа негуманной, если она школа?
– Если школа действительно Школа, то она, разумеется, будет следовать только идеям гуманности. Но если она потеряла ориентиры, тогда в ней начинает властвовать авторитаризм. Это есть болезнь нашего образования.
– И что вы собираетесь предложить несчастному коллективу школы, куда мы хотим вас направить? – спросил начальник.
– Как я понял, надо ответить очень коротко. Так вот, этому несчастному коллективу, как вы выразились, я предложу счастье.
– Предложите, и всё?
– Нет, разумеется, – улыбнулся Василий Александрович, – своё счастье они должны сотворить сами через жизнь по законам гуманной педагогики.
– Вы бы не могли назвать мне эти законы? – поинтересовался начальник.
– Да, могу: закон духовности, закон любви, закон терпения, закон сотрудничества, закон вдохновения и творчества, закон свободного выбора. Жизнь по этим законам рождает между учителями и учениками состояние духовной общности, что и есть истинное учительское счастье.
Начальник иронически улыбнулся.
– И вы думаете, что это возможно сделать вашими приказами?
– Боже упаси! – воскликнул Василий Александрович, – Приказами гуманную педагогику не сотворишь. Буду действовать своими же законами.
– Видно, вы мало знаете жизнь, мой молодой друг… – чуть с грустью произнёс начальник. – Ваши законы превратятся в песок, как только натолкнутся они на бастион учительского консерватизма. Сложившиеся образовательные традиции куда мощнее, чем ваша гуманная педагогика!
– Может быть, но она набирает силы, и я хочу помочь ей. – Василий Александрович окинул взором кабинет, и его взгляд задержался на полочке с книгами, среди которых он увидел знакомые тома. – Ой, – воскликнул он, – у вас пятитомник Сухомлинского, редкое издание… Ведь смог он создать школу гуманной педагогики, Павлышскую школу! Хочу тоже попробовать!
Начальник тоже взглянул на книги. Да, кто-то три или четыре года назад подарил ему тома Сухомлинского, но он ни разу не смог хотя бы полистать их, не было времени, может быть, и нужды. Зато знал имя и отчество автора, знал, что он классик педагогики.
