— Дайте договорить, сукины дети! Потому что медицина — еврейская профессия. Это сложившаяся стигма. Готовый бренд! Его только надо чуть закрутить и раскрутить! У нас классная медицина, синтез Америки и Европы!
— Синтез немножко обрезанный получился. В национальных традициях, — съязвил Духин и покачнулся.
— Отстань! — махнул рукой Леша и тоже покачнулся. — Короче, мы будем завозить страждущих, в смысле страж-ду-щих, — выговорил он по слогам, сдавая водке бразды правления языком, — и жаж-ду-щих…
— Это я, — кивнул Сережа с серьезным видом, указал на Духина и покачнулся. — Это он, это мы сейчас жаж-ду-щие. Давай уже выпьем!
Духин энергично кивнул в подтверждение, не совладал с подлым законом Ньютона и рухнул на стул.
— Саша, встань, пожалуйста, — тихо попросил Леша. — Сереж, помолчи минутку.
— Я пью за нас. — Леша поднял бокал, налитый до краев. Гладь янтарного будущего, покоящаяся в нем, — загадочный факт! — даже не шелохнулась, словно жидкость на мгновение подчинилась законам физики твердых тел. — За нас, создателей новой профессии, создателей нового бизнеса.
Он посмотрел им в глаза — они были серьезны и абсолютно трезвы.
— Я пью за создание новой области медицины, — он задумался на один удар сердца. — Я нарекаю ее «организацией лечения». Я пью за первую в этой области фирму, — еще один удар сердца в висках, — фирму «Исцеление». Я пью за русских больных, клиентов наших. Я пью за наши миллионы! Ура, товарищи!
И бокалы столкнулись с громовым звоном.
«Желание принято и будет исполнено, — растворился в звоне бокалов неслышимый хрустальный вздох, — со всеми его последствиями…»
Если б дано нам было знать, предвидеть все последствия исполненных желаний… вряд ли бы загадали хоть одно…
По комнате пронесся легкий ветерок, скользнул в открытое окно, и напряжение от незримого присутствия Судьбы покинуло их.
Бокалы осушены до дна. Троица со стоном облегчения рухнула на стулья. Зашелестели сигареты, покидая пачку, щелчок зажигалки — обычная пострюмочная пауза.
Леша затянулся. Тяжелое опьянение исказило вкус дыма до непереносимой тошноты. Желудок спазматически дернулся, застыл на мгновение и неудержимо рванулся к горлу. Лешка еле успел отвернуться от стола, и его вывернуло наизнанку прямо на пол Сережкиного кабинета.
— Бляяя! — тоскливо заорал Лазари, осознание перспективы немедленной уборки вторглось чугунной бабой в бухую блаженную виртуальность, легко сокрушая ее карточные стены.
Свинцовая тяжесть зашумела в висках, неумолимой волей закрыла веки. Последним усилием, перед тем как уйти в пьяную кому, Леша рывком бросил свое пикирующее тело на диван в углу кабинета, успев мстительно и внятно, как заика на уроках логопеда, сказать Лазари:
