. Нацисты мечтали уничтожить евреев, однако их исчезновение неизбежно повлекло бы исчезновение нацистов, ибо смыслом существования последних было истребление ненавистного народа. Чистый, так сказать «беспримесный», нацист может быть определен только своим антиподом – евреем. Без него нацист падает в небытие. Безумие? Конечно! Но оно объясняет, почему в качестве знака принадлежности к сливкам общества и к подонкам человечества была избрана столь безобразная, болезненная, бесчестящая человеческое достоинство вещь, как татуировка.
Пайк вернулся в винный погреб, немного помолчал, потом спросил:
– Кто эта девочка? Какого черта вы делаете вместе?
– Может, лучше поговорим об операции «Гриф»?
– Отвечай на вопрос!
Пайк заставил себя успокоиться и присел на деревянный ящик.
– Вам доверили этого ребенка, так?
– Да, когда я был… американцем.
– Вы должны были убить ее – как любого другого еврея?
– Да.
– Но не сделали этого. Почему?
Матиас хотел бы ответить искренне, сказать правду – показать себя в выгодном свете – и не мог.
– Не знаю…
Он ждал взрыва негодования, но американец смотрел на него… да-да, с сочувственным интересом. Этот Пайк не создан для того, чтобы быть солдатом, пусть бы жил себе спокойно в Миннесоте, преподавал в колледже, или чем там он занимался на гражданке…
– Ладно, переходи к операции «Гриф», – вздохнул лейтенант.
Матиас выпрямился и начал излагать: количество засланных диверсантов, приказ занять мост через Маас, чтобы облегчить продвижение регулярных частей, которые должны оказаться в Антверпене и захватить топливные склады. Он показал на карте три дороги.
– Сколько шансов на успех у этой операции?
– Ни одного. – Матиас усмехнулся. – Жест отчаяния, не более того.
Пайк зябко поежился и закурил, сделав несколько затяжек.
– Спасение малышки тебе не поможет.
– Да неужели? А я рассчитывал на медаль.
Американец хмыкнул:
– Большинство ваших запираются на допросах, информацию из них приходится выбивать. Чего ты хочешь?
Матиас напрягся. Чего он хочет? На него навалилась невыносимая усталость. Он сыт войной по горло, она перестала забавлять его. Во время последнего внедрения в ряды французского Сопротивления ему пришлось убить восемнадцатилетнюю девушку и двух совсем молодых парней на глазах у их матери. Эта невероятно храбрая женщина прятала его и кормила много недель. В тот день он подумал, что ему все равно, жить или умирать. Беда в том, что машину для убийства, каковой он себя считал, непросто уничтожить. Все изменила встреча с Рене. Ему снова захотелось жить – ради нее и ради себя. Ради того, чтобы не расставаться. Он сказал об этом Пайку. Лейтенант в ответ сокрушенно улыбнулся – увы.
