Луиза предложила Рене поиграть в доктора. Роли распределились как обычно: Рене – врач, Луиза – медсестра. Больной назначили Мишлин – надо же использовать ее прострацию и слабость. На всякий случай девочки поинтересовались мнением «пациентки», но она не ответила, и Рене приступила к «осмотру» – для начала выслушала Мишлин консервной банкой, изображавшей стетоскоп.
– Дышите очень глубоко, мадам! – строго велела она.
Мишлин даже не моргнула – смотрела в пустоту и не сопротивлялась. Вернер подошел к детям. Рене завораживала его уверенностью в себе и умением общаться. В том, как она существовала рядом с вялой, раздавленной обстоятельствами Мишлин, было нечто пугающее. А ведь за свою короткую жизнь Рене пережила множество ужасных событий.
– Простите, доктор, – сказал он, – не уделите мне минутку? Я не очень хорошо себя чувствую.
Секунду девочка смотрела на Вернера свысока, как будто прикидывала, стоит ли он ее внимания, потом вдруг улыбнулась. Почему бы не поиграть с этим дядькой, кажется, он умеет притворяться.
– Сестра, займитесь мадам. У меня следующий пациент.
Она села рядом с учителем, велела ему открыть рот и сказать «а-а-а…». Он послушался, маленькая докторша внимательно осмотрела его горло и вынесла вердикт:
– Очень красное!
Рене начала с профессиональной серьезностью выстукивать грудь «больного».
– Ты раньше жила в Стумоне?
– Да, у Марселя и Анри, Жака и Мари.
– А до Стумона?
Рене смотрела сквозь собеседника. Он хочет играть или нет? Если решил полюбопытничать, не стоило притворяться больным гриппом. Очень жалко, этот учитель – хороший артист. О чем он спросил? Ах да, что было до Стумона…
– Я жила в большом замке сестры Марты, там было много детей.
Учитель обратился в слух, он жаждал услышать рассказ о тех ужасных, невообразимых вещах, что случились с Рене. Евреям все время приходилось прятаться и спасаться бегством. Это напоминало игру, но происходило взаправду. Рене «играла» со всем умом и живостью характера, которыми наделила ее природа. И пока что выигрывала. Вернер хотел понять как. Рене положила «стетоскоп» на пол и посмотрела ему в глаза:
– Там было опасно, потому что немцы могли появиться в любой момент. И они пришли. Ночью. Я не спала – захотела писать и пошла в туалет на лестничной клетке. Я слышала, как они поднимаются по лестнице в дортуар. Они кричали, сестры кричали, потом все стали кричать. Я на цыпочках спустилась вниз, в подвал…
Рене замолчала, переводя дух. Мужчина смотрел на нее, раскрыв от изумления рот и вытаращив глаза. Он наслаждался рассказом девочки, как девятилетний ребенок, которому читают сказку о Синей Бороде. Вернер воображал, как босые ножки Рене скользят на стершихся ступенях. На малышке белая ночнушка, через распахнутую дверь с улицы проникает мощный свет автомобильных фар. Она бежит по длинному коридору, пол выложен черно-белой плиткой, открывает дверь, ведущую прямо в темный колодец. Со второго этажа доносятся вопли, детский плач и мольбы сестер, но она сохраняет хладнокровие.
