Это описание в полной мере относится к молодой Плакси тех времен, когда я с ней познакомился. В детстве ее странное очарование, без сомнения, только намечалось. Но уже в пятнадцать-шестнадцать лет в ней проявилась «почти нечеловеческая грация», властно притягивавшая молодых самцов ее вида.
Как раз в это время, когда Плакси исполнилось шестнадцать, Элизабет намекнула Томасу, что пора отправить девочку в пансион. Другие дети уезжали куда раньше. Плакси позволили задержаться в основном ради того, чтобы не лишать Сириуса интеллигентного общества.
— Но теперь, — говорила Элизабет, — она слишком к нему привязалась. Так она не вырастет нормальной. Она в этих безлюдных местах — как в монастыре. Девочке нужно больше общаться с себе подобными.
Томас, честно говоря, вовсе не собирался посылать Плакси в пансион — отчасти из-за Сириуса, но еще и потому, что, судя по трем старшим детям, школа сильно мертвила детские души.
— Как в монастыре! — воскликнул он. — А что ты скажешь про тот проклятый монастырский пансион, где училась Тамси?
Элизабет признала, что с Тамси вышло неудачно, и добавила:
— Так или иначе, Плакси можно бы отправить в более современное заведение, желательно с совместным обучением. Она слишком мало общается с мальчиками.
Удивительно — а может Быть, вовсе не удивительно — что родители, разделявшие современные взгляды и поддерживавшие дружеские отношения с детьми, пребывали в полном неведении относительно детских влюбленностей. Они едва ли догадывались, что такое случается!
Я склонен подозревать, что у Томаса была еще одна причина возражать против отъезда Плакси — причина, в которой он вряд ли сам себе признавался. Я могу ошибаться, но несколько раз я видел отца вместе с дочерью и чувствовал, что в его отстраненном и подчеркнуто «научном» любопытстве к ее делам кроется очень сильное чувство. И подозреваю, что Томас не представлял выходных в Гарте без Плакси. Дочь, со своей стороны, всегда была несколько холодна с отцом, хотя и держалась дружески. Она иногда подсмеивалась над его манерами, например над привычкой выпячивать в задумчивости губы. Страсть Томаса к науке ей не предалась, однако на критиков отцовских работ Плакси нападала с удивительным пылом. Поэтому, да еще в свете дальнейших событий, я рискну предположить, что подавленная страсть Томаса была взаимной. Однако много лет спустя, когда мы с Плакси уже поженились и вместе обдумывали эту биографию Сириуса, она высмеяла мои догадки о потаенных чувствах, уверяя, будто я, как многие психологи «всюду ищу родительский комплекс».
