— Я сделаю все, что вы посчитаете нужным, дабы доказать непричастность мою и Рима к сегодняшнему ужасному преступлению.
— Хорошо, — кивнул Дагоберт. — Я передам вам свое решение. О чем вы собирались говорить со мной?
У кардинала отлегло от сердца.
— Ужасный враг движется с востока! — патетически воскликнул он. — И воинственные готы, и беспощадные гунны пред ним — все равно что шаловливые отроки.
Он замялся, глядя исподтишка, не задел ли последними словами юного монарха. Но тот и не думал принимать замечание на свой счет.
— Они идут, сея вокруг смерть, как иные — рожь и пшеницу. Сама бездна Тартара исторгла их на погибель христианского мира…
— Все это — лишь слова, — неприязненно скривился Дагоберт, рассматривая мозаичное панно за спиной прелата. — Вы хотите, чтобы я поднял свое знамя против абаров. Так ведь?
— Так, — подтвердил кардинал.
— Потому что моя армия велика и бароны воинственны, или же тому есть и иные причины?
Фра Гвидо замялся. Конечно, еще в Риме он был полностью оповещен насчет происхождения королевского рода франков. И не просто оповещен, но и снабжен весьма широкими полномочиями на тот случай, если сопливый мальчишка окажется непригоден для трона. Но, как это обычно бывает, предположения имеют мало общего с реальностью.
— Я не уполномочен обсуждать это. Я лишь исполняю волю… Мне бы хотелось, чтобы вы сами выслушали одного из немногих, кому удалось спастись от мечей абаров.
— Хорошо, — кивнул Дагоберт.
Кардинал развел ладони, чтобы хлопком вызвать очевидца кровавой бойни.
— Но прежде, — не сводя с легата давящего взгляда, продолжил Дагоберт, — я хочу получить гарантию, которая обезопасит меня и весь мой род от будущих посягательств разной злоязыкой мрази.
— Какую же? — воспрял фра Гвидо.
— Мой отец должен быть причислен к лику святых.
Даже на Страшном суде я заявлю отвод судье, обвинив его в соучастии.
Адвокат Пьер Патлен
Кони шли неспешной рысью. Брунгильда не была хорошей наездницей — можно ли освоить искусство верховой езды, лежа в тесном склепе в пещере хаммари? Однако происхождение обязывало, и сестра майордома с упорством, свойственным ее роду, училась держаться в седле.
Девушка с некоторым удивлением приняла неожиданное приглашение сэра Жанта на конную прогулку. Если откровенно — она испытывала к герцогу какой-то особый, смущающий ее интерес. Это пугало ее. Могучий нурсиец был женихом лучшей подруги, такой прелестной, такой грациозной и в то же время мудрой, словно царь Соломон. Грехом было заглядываться на этого красавца. И хотя она слабо понимала, что такое грех, — духовник тщетно пытался растолковать ей смысл библейских сказаний, — она откуда-то знала, что это нехорошо. Но не нашла в себе сил отказать, когда сэр Жант запросто пришел к ней и пригласил на конную прогулку.
