- Халдеи, мечите на стол, братва гулять будет!
Верзила грохнул кулаком по столу и уселся за ним в центре зала. Другие попадали кто куда.
- Мне сбитня ведро и поросенка в яблоках!
К нему подлетел паренек в вышитой рубашке, поклонился в пояс. Гид пояснил германцам, что на Руси обслуживающий персонал назывался половыми.
- Официант - половой. Официантка - половая...
Емельян сказал и сам усомнился. Но гости и не слушали его. Громила вдруг вскочил, взял полового за грудки и приподнял над полом.
- Как нет поросенка? Живо в деревню, в колхоз-совхоз, к фермерам, к чертям собачьим, но чтобы мне был румяненький на столе!
Половой был жестоко брошен на пол, но упал удачно, тут же вскочил и убежал. Гид привычно комментировал:
- Это и есть главарь банды, отец питерской мафии Александр Малышев.
Половые парни и половые девки, по терминологии Емельяна, забегали по залу, расставляя закуски. Молодые и не очень кобели беззастенчиво лапали женщин, те повизгивали, но пощечин не было слышно. Только шлепки. Отвязные парни лихо наливали водку в большие граненые стаканы. Малышев встал.
- Братки! Позвольте сказануть речугу. Не за удачу, не за нас с вами и за х... с ними, не за что другое. Мы славно потрудились последнюю неделю. Наши мерседесы и "бомбы" устали. Раскалялись стволы, а мы не краснели. Устало железо, но не мы. И дальше так же неутомимо будем брать и по братски делить. Все на свете - наше! Пусть каждая неделя так проходит, чтобы, как сказал писатель Островский, не было мучительно больно за бесцельно выпущенные пули. Так примем же, братки, за наши идеалы! То есть понятия.
Малышев махом влил в свое луженое горло полный стакан и так бросил об пол, что он растерся от удара в порошок. За ним последовали другие. Звон разбитого стекла заполнил зал.
- Сбитня мне! - заорал бандит.
Братки наливали себе сами, но Малышева лично обслуживала грудастая деваха. Она кинулась ставить перед главарем серебристое ведро с напитком, но наступила на разбитое стекло, неловко повернулась и... Брызнул сбитень на кожаный костюм, залил штаны. Внезапно наступила тишина. Малышев сидел не шелохнувшись, а потом захохотал пьяно:
- А ну плясать, курва!
Половые девки, по той же терминологии Емельяна, находившиеся позади столов, всплеснули руками.
- Пройдись лебедушкой, сударыня, - развеселился главарь.
Девка было двинулась плясать, но Малышев добавил:
- Без опорок, миленькая, босячком! - сказал все так же хохоча.
