Возможно, поэтому столь сильны были методологические рефлексии рубежа веков. Методология истории как особая сфера научной мысли возникает тогда, когда осознается противоречие между ограниченностью Источниковой базы и целостностью исторического процесса. Как из агрегата обрывков, различных частей получить целостное знание? У нас очень характерная фигура, например, Хомяков, который пытается интуитивным путем создать картину всеобщей истории, апеллируя к лингвистическим данным; вот это — направление русской мысли. Я думаю, наш оригинальный источниковедческий подход надо сохранить, используя все достижения истории ментальности, истории быта, истории повседневности — французской школы, немецкой школы. Российское направление в источниковедении вполне оригинально и в других подходах не повторяется.
— Вы имеете в виду линию Лаппо-Данилевского?
— Да, тем более, что Александр Сергеевич Лапло-Данилевский сыграл в нашей исторической науке совершенно особую роль: он выделил источниковедение в самостоятельную дисциплину и сделал это накануне революции, то есть удивительно вовремя: образовалась как бы идеологически нейтральная территория, на которой можно было спасаться российским историкам — и профессионально, и физически.
Именно он считал необходимым вступить в диалог с культурой прошлого через исторический источник, пытаясь воспроизвести одушевленность его создателя. И предложил три конкретных способа, как понять Другого, из другой эпохи: вживание, ассоциирование и заключение по аналогии. Способность к вживанию (переживанию), к ассоциациям очень важна для культуры в целом, не только для науки — и в быту, и в искусстве. Кстати, было что-то в те времена в российской атмосфере, способствующее именно такому ходу мысли: одновременно с теорией Лапно-Данилевского создает свою систему режиссуры Станиславский; вся она построена на том, что актер должен ассоциировать себя с персонажем — тоща он сможет вести себя на сцене так, что это будет понято зрителем точно по смыслу спектакля.
— Вы полагаете, эти механизмы будут работать и для массовой читающей публики, когда она познакомится с материалами Народного архива?
— Возможно, рядовому человеку проще понять другого носителя того же «обыденного» типа сознания, пусть и из иного времени. Это чрезвычайно важно еще и потому, что европейская культура (а мы, определенно, ее часть) — это в принципе культура историческая. Нам для того, чтобы воспринять, например, произведение искусства, обязательно надо знать, когда оно создано, так что и тут необходимо умение вживаться в другие эпохи, ассоциировать себя с ее людьми. Третий способ — заключение по аналогии — это уже чисто научное, это для исследователя. А вот воспитывать в себе способность к ассоциированию, кажется, особенно легко на истории повседневности.
