Наконец Балестрини от него избавился. В каком-то смысле ему даже было жаль, что монолог адвоката оборвался, но он слишком устал. А кроме того, хотелось минутку спокойно поразмышлять над последней фразой Буонафортуны. Оскорбления и истерики арестованных обычно не трогали Балестрини, но на сей раз он готов был поверить, что этот тип говорит искренне. Во всяком случае, парень верит в идею. И вместе с тем вполне понятно, что именно он убил полицейского и участвовал в похищении Ди Риенцо.
Несмотря на то что машина неторопливо двигалась по забитым транспортом улицам и можно было не спеша подумать, Балестрини так и не сумел решить два-три волновавших его вопроса. Разговоры о том, что существует не одно, а сто правосудий и у каждого тысячи слуг, лишь пустая риторика. Судейский должен быть убежден в своей правоте — и в профессиональном, и в моральном смысле, каждый шаг должен быть продиктован верой в то, во имя чего он его совершает. А все остальное — никому не нужная болтовня…
На площади Клодио он несколько минут подождал, пока какое-то жалкое, типично «среднее» семейство усядется в старенькую «джулию» и освободится место. Ему пришлось даже, хотя это было совершенно ни к чему, подать назад, а потом, теряя последнее терпение, опять ждать, когда заглохший мотор «джулии» вновь заведется. Наконец место освободилось, и он припарковался.
У бара «Розати-2» толпилось столько народа, что Балестрини даже решил было отказаться от кофе. Но вдруг среди озабоченных физиономий мелькнуло чье-то светлое, улыбающееся личико.
— Привет, угостишь меня аперитивом? — спросила Вивиана, подойдя к Балестрини, и они вместе стали пробираться сквозь толпу внутрь бара, к стойке с двумя ярко-красными кубами для прохладительных напитков.
— Что ты тут делаешь?
— Приехала за Джиджи. Только он об этом не знает.
— А-а…
— Вот именно «а-а»… Наверное, он так и ответит, когда я сообщу ему, что хочу прогуляться по набережной под ручку с мужчиной. Однако на тебя даже в этом вряд ли можно рассчитывать… — тяжело вздохнула Вивиана.
Балестрини, уткнувшись в свой стакан, усмехнулся. Несомненно, Вивиана — красивая и привлекательная женщина. Это он знал, но ему никогда не приходило в голову как-то по-другому взглянуть на жену Джиджетто Якопетти. И вовсе не потому, что он следовал одному из любимых изречений отца: «О даме не следует высказывать мнений, ее надо уважать». Он никогда не сравнивал Вивиану с Ренатой, хотя почти всегда видел их вместе. У него вообще не было привычки сопоставлять людей и давать им оценки. Однако его поразило, сколько взглядов, лишь мельком скользнув по нему, устремилось на Вивиану, а она, казалось, ничего не замечает, даже ни разу не оглянулась.
