— Видишь ли, Бауэр, когда мы говорим о судебных властях, то подразумеваем судей, которые видят, думают, действуют. Но это не совсем так. Судьи как определенного человека не существует. Это только мозг, более или менее эффективно работающий, но без рук и без ног. Его руки И ноги — судебная полиция. Фактически мы ею распоряжаемся, но отнюдь не контролируем ее деятельность. Возьми, например, меня: я не могу сделать ни шагу без судебной полиции и следственного отдела карабинеров. Когда кого-нибудь убивают, судебная полиция везет меня на место преступления, собирает первые сведения и передает их мне. Мои приказы о вызове в суд, о задержании исполняет она, она же практически осуществляет розыски, проводимые мною в разных учреждениях, муниципалитетах, архивах… в общем, Бауэр, всем занимаются полиция и карабинеры. Давай с тобой чисто теоретически предположим: с одной стороны, судебные власти, решившие быстро и до конца распутать какое-то сложное дело; а с другой — судебная полиция, решившая это дело похоронить. Как ты думаешь, чья возьмет?
— Не знаю, но мне нравится, что ты сегодня такой разговорчивый, — это не часто случается. Наверно, это вино развязало тебе язык. Траттория показалась мне так себе, но «фраскати», по-моему, было на высоте.
— Ты мне не веришь?
— Если ты хочешь сказать, что ответственность за все, что произошло в последние годы, от взрыва на площади Фонтана до сегодняшнего дня, следует возложить на судебную полицию, то не верю. Однако допускаю, что судья может действовать, руководствуясь собственным мнением, тогда как любому военному, получившему приказ от вышестоящего начальства, остается лишь почтительно щелкнуть каблуками. Это действительно так. И было бы интересно проследить, где кончается ответственность одного и начинается ответственность другого… а где они нежно идут под ручку. Подумай только, какую блестящую политическую статью, основанную на фактах судебной хроники, я мог бы написать на эту тему!
Они оба рассмеялись. Машина уже стояла во втором ряду. Площадь Индипенденца в этот час была не слишком оживленной. Включив щетки, Балестрини протер лобовое стекло и наклонился вперед, вглядываясь в светящуюся вывеску с названием газеты.
— Ты что, собрался переменить заголовок?
— Мне это и в голову не приходило, — возразил Бауэр и начал расстегивать пряжки своего портфеля. Затем вдруг замер и с улыбкой уставился на что-то впереди. Удивленный Балестрини повернул голову в ту же сторону. Архитектура не слишком большого, но строгого здания Верховного судебного совета всегда ему нравилась. Он в свою очередь улыбнулся.
