Балестрини улыбнулся. Он не помнил ни одной их встречи, даже самой короткой, когда бы Бауэр, подтолкнув его локтем и подмигнув, не делал бы своего неизменного предложения. Он шутил, но в то же время вполне серьезно подбивал приятеля дать ему материал для статьи. Бауэру до смерти хотелось получить от Андреа интересные сведения о каком-нибудь громком судебном деле, но решительно настаивать он не отваживался. И эта игра между друзьями продолжалась уже не первый год.
— Дело Ферриньо? Теперь, когда он удрал из тюрьмы, о нем вновь все говорят. Помнишь предположение о том, что у него высокопоставленные покровители, а также и миллионы — выкуп, который он получил за похищенного Рамбальди? И вот он удирает, о его побеге тотчас узнают, но целых десять дней поймать никак не могут. Значит, все же есть высокие покровители?
Они чокнулись и выпили. Тем временем наконец прибыли долгожданные рогалики.
— Еще бутылку «фраскати», пожалуйста.
— Сейчас принесу.
— Да, кстати, о Ферриньо. Ты знаешь, в прокуратуре беспокоятся за мою жизнь. Думаю, все это глупости, но пришлось доставить удовольствие прокурору: с понедельника мой телефон поставят под контроль и мне дадут охрану. Конечно, чтоб не слишком бросалось в глаза. Тогда и выясним, подслушивает ли кто-нибудь мой телефон и следит ли за мной на улице.
— По-моему, обычная зависть твоих сослуживцев! Просто боятся, что, если тебя убьют, ты попадешь на первые страницы всех газет. В моей ты, может, даже удостоился бы цветной фотографии. Они бы не пережили!
— Не слишком соблазнительно.
— Что — рогалик с маслом и сальвией? А по-моему, довольно вкусно…
— Да нет! Перспектива попасть в газеты! Ты все шутишь, а я как дурак попадаюсь. Расскажи-ка лучше о себе. Чем ты сейчас занят?
— Все тем же… Дай-ка мне соль… Одним и тем же: пытаюсь не поддаваться главному редактору, его заместителю и десятку старших редакторов. Торчу на совещаниях, на которых болтают о необходимости сделать нашу газету более интересной и увеличить тираж, играю в шахматы, когда наборщики бастуют. Вот большая часть моего рабочего дня и заполнена. Изредка кто-то вспоминает, что мне довольно много платят, и тогда выдают командировочные и посылают куда-нибудь спецкором. В общем, еле выкраиваю время выращивать мои цветы зла и писать что-нибудь для себя.
— Еще одно эссе?
— Увы, да, и я даже привез экземплярчик для тебя.
— Спасибо.
— Нет, не притворяйся. Я знаю, ты мне настоящий друг, но только не ври. Видишь ли, вообще у публицистики один недостаток…
