Бесполезный вопрос, заданный больше всего из желания получить хоть один утвердительный ответ. Еще бы он так не считал, этот прохвост!
Между тем ссыльный чуть выпятил губы и с откровенным ехидством во взгляде сказал тусклым голосом, с наигранным безразличием:
— Кто его знает.
Лаццерелли впился пальцами в гриву волос и слегка их подергал, словно он мучительно искал озарения. Но ему ничего не пришло на ум, кроме вялого вопроса, которому он постарался, однако, придать саркастический оттенок.
— Ну, а могу я узнать ваше мнение об этой краже?
— Действие, безусловно, достойное осуждения. Государство обязано лучше охранять музей, да и вообще все художественные сокровища страны.
«У этого выродка еще хватает наглости читать нам мораль», — рассвирепел Брандолин. Лейтенант Лаццерелли тоже начал терять терпение.
— Я спросил мнение знатока, а не рядового гражданина. — Он не пояснил, знатока чего именно, а Паломбелла уточнять не стал.
— Подобное же недовольство уже успели выразить газеты. Насколько мне известно, синьор Паломбелла, вы газеты читаете весьма внимательно.
Конечно, он их читает, особенно те, где упоминается о краже. Произошла-то она в его родном городе, словно бы обреченном на разграбление еще со времен…
Баста, баста! Если этот скользкий угорь не уймется, Лаццерелли за себя не отвечает.
Свой гнев он излил, со злостью постучав ручкой о стол.
— Вы все до единой газеты храните, — вкрадчиво сказал он. И умолк, безуспешно пытаясь прочесть на лице допрашиваемого зримые следы тревоги. — Во всяком случае, со дня преступления на вилле Сперони.
— Мне нравятся детективные истории, — промолвил Паломбелла. — Особенно те, которые полиции не удается раскрыть.
К удивлению подчиненных, лейтенант не рявкнул на нахала, а лишь покачал седеющей головой.
— Не все преступления удается раскрыть за несколько недель. Порой требуется куда больше времени. Но вы, Паломбелла, уж, простите, просто ясновидец, раз уже на следующий день после убийства решили, что полиции этой загадки не разгадать.
— Я этого не говорил, лейтенант. Меня интересуют все таинственные случаи. И потом, я тут изнываю от безделья, и любой предлог для меня хорош, чтобы как-то развлечься. Разве не так? Впрочем, я, наверно, единственный человек, который не должен вызывать никаких подозрений. Разве я не являюсь сюда каждый божий день и не расписываюсь в книге о невыезде? И не предписывает ли закон ссыльному на закате возвращаться домой и сидеть в своей норе до утра? Но разве закон запрещает читать газеты и хранить их?
