— Мы нуждаемся в вашем сотрудничестве, — вежливо заключил лейтенант и мысленно никак не одобрил зримое недовольство двух кариатид. — Что вы знаете о некоем Антонио Вичепополо?
Барон взглянул на свои руки, лежавшие на подлокотниках. Они были такими темными, что казались сделанными из оливкового дерева.
— Не его ли обвиняют в краже в Нумизматическом музее? Не тот ли это болван, у которого прямо в доме нашли монеты? — раздумчиво спросил он.
Лаццерелли кивнул головой.
— Видите ли, в свое время мы получили анонимное письмо, в котором синьора Вичепополо обвиняли в организации убийства некоего Калоне из Торре-Аннунциата, чей обгоревший труп был найден в километре отсюда. Помните? Вас тоже попросили опознать труп?
Все трое впились в ссыльного глазами-буравчиками так, словно хотели пронзить его насквозь. Сам Паломбелла в ответ лишь коротко хохотнул.
Помолчав, он сказал:
— Я также получил анонимное письмо с теми же обвинениями в адрес того же лица.
Он окинул трех карабинеров зорким взглядом — его крайне интересовало, насколько ловко умеют притворяться ближние твои. Но эти трое ничем не выдали своих чувств. Разве что Лаццерелли слегка нахмурил брови, спросив невозмутимо:
— Значит, вы даже примерно не представляете себе, кто мог послать эти письма? Или хотя бы почему анонимный автор счел нужным именно вам сообщить подобную новость?
Он сам задавался подобным вопросом, ответил Паломбелла, и пришел к выводу, что, поскольку его приговорили к ссылке, кто-то решил, будто он, Паломбелла, интересуется всеми действиями преступников с Юга.
— Так вот и подрывается репутация честного человека.
Тут уж вскочили все трое разом, лейтенант, старший сержант и сержант, да столь резко, словно их укусила змея. По старшинству ответил Барону лейтенант Лаццерелли, и говорил он жестко, без малейшего привкуса мягкого венетского диалекта:
— Мы предпочли бы, чтобы хоть здесь, Паломбелла, вы не разыгрывали из себя невинную жертву правосудия! Если в данном случае и можно посетовать, так лишь на то, что правосудие… — Он прервался, испуганный смятением своих подчиненных. Хотел же Лаццерелли сказать, что благородную синьору с весами в руках корыстные людишки превратили в слепую и глуховатую проститутку, не способную разобраться, каким именно незаконным делам посвящал все свое свободное время этот сукин сын, увы, очень даже неглупый. Впрочем, бесполезно здесь рассуждать на абстрактные темы.
Глубоко вздохнув, лейтенант Лаццерелли заставил себя успокоиться и вновь перешел на вежливый тон, каким беседовал с этим наглым мафиозо, который вдобавок явно развлекался.
