— Вам дурно?
Ответа он не получил. Адвокат Пратович в нерешительности огляделся вокруг: дверь распахнута, в коридоре никого. Балестрини сидит, обхватив голову руками, но, видимо, понемногу приходит в себя.
— Господин помощник прокурора, уж не напал ли на вас мой подзащитный? — спросил Пратович, который и в самом деле ничего не понимал. Он пожалел, что сразу не вошел вслед за Баллони, когда того позвал Балестрини. Но кто мог предвидеть что-либо подобное?!
— Что вы, наоборот, это я на него напал, — еле слышно ответил Балестрини и, не глядя на адвоката, снова надел очки. Вид у него сейчас был довольно забавный — взъерошенные волосы, багровое лицо, — и адвокат Пратович вздохнул с облегчением.
— Ну что ж, в таком случае…
Балестрини подождал, пока адвокат ушел, притворив за собой дверь. Он, конечно, направился в кабинет прокурора. Де Леонибус от такой новости возликует. Балестрини попытался успокоиться, но недавняя слепая ярость не проходила. Неужели он надеялся утолить ее пощечиной подонку, который знает все процедурные тонкости следствия. Знает настолько, что оказался сильнее прокурора, в чью обязанность входило доказать его виновность?!
Тут нужно совсем другое: сжечь бесполезные документы, плюнуть Витторио Де Леонибусу в рожу, избить в кровь Баллони, пока тот не признается, ворваться в кабинет к генеральному прокурору и высказать прямо в лицо все, что он думает: права юстиции должны восторжествовать над правами бюрократии, этой бюрократии старого политикана-горностая.
Он снял трубку и набрал номер. За три дня он запомнил его наизусть, хотя обычно с трудом запоминал самое простое сочетание цифр.
— Алло.
Теперь он и этот голос узнал сразу. Они стали почти друзьями, он и секретарь генерального прокурора.
— С вами говорит Балестрини, — сказал он и испугался собственного хриплого голоса. Но секретарь узнал его без всякого труда.
— О, доктор Балестрини! К сожалению, господин прокурор уехал, его вызвали.
— Послушайте…
— Да, да…
Балестрини молчал, поглаживая пораненный глаз. Во время той короткой схватки его все же сильно ударили — временами боль в глазу становилась просто нестерпимой.
— Послушайте… завтра утром я заявлюсь в приемную и никуда не уйду до часа дня. — Он умолк и почувствовал, что секретарь удивлен.
— Но… но, доктор, ведь на завтрашнее утро не было назначено… понимаете? Словом, я не могу гарантировать, что господин прокурор непременно вас примет. Кроме того…
Он прервал секретаря самым ласковым, миролюбивым голосом, на какой только был способен:
