Тут заклокотала уже кипевшая вода, Балестрини бросил в нее спагетти, весело присвистнул.
— Триста граммов макарон хватит? — крикнул Андреа.
— Сам решай, — ответил Бауэр.
Голос доносился из кабинета. Балестрини удивился: он подождал, пока последняя макаронина не утонула в воде, поднес сковородку с маслом к огню, чтобы оно растопилось, и лишь затем пошел в кабинет. Только там он наконец понял, что за странный, приглушенный шум доносился из кабинета.
— Садись, — тихо сказал ему Бауэр.
На столе негромко потрескивал магнитофон. Балестрини в растерянности сел в маленькое угловое кресло, не зная, как ему поступить. Потом решил просто сидеть и слушать беседу, которую Паскуалетти записал для себя. У Андреа было такое чувство, будто он слышит все эти голоса впервые. Абсолютная неподвижность Бауэра, выглядевшего несколько комично в цветастом шелковом халате, его прямо-таки гипнотизировала. Балестрини знал, что друг в любой момент мог отвлечься и едко над ним подшутить, но сейчас он был напряжен и предельно сосредоточен. Немного погодя Балестрини все-таки пришлось вернуться на кухню — иначе спагетти превратились бы в липкий комок.
Если Бауэр ждет спагетти с чесноком и оливковым маслом, его постигнет разочарование. Но зато сливочное масло пропитало спагетти насквозь и обволокло желтой пленочкой мелко натертый пармезан.
— Готово! — крикнул Андреа, однако ответа не дождался.
И тогда он здраво решил, что пиршество можно устроить и в кабинете. Поставил на сервировочный столик тарелки со спагетти, бокалы, непочатую бутылку рислинга, которая осталась от последнего семейного ужина, и положил бумажные салфетки.
— Готово! — повторил он, вкатив столик в кабинет. Бауэр неожиданно встретил его улыбкой. Не обращая внимания на дымящиеся спагетти, он до конца прослушал последнюю запись одной стороны пленки и только потом мизинцем выключил магнитофон.
— Ну, что ты об этом скажешь? — спросил Балестрини деланно небрежным тоном.
— Ты знаешь имена этих типов?
— Одних знаю, других — предполагаю.
— А я уверен, что знаю их всех.
— Всех? — изумился Балестрини, пристально на него поглядев, и перестал нанизывать спагетти на вилку.
11
— Но… Андреа, ты с ума сошел! — свистящим шепотом выдохнул Витторио Де Леонибус, облокотившись о край стола и всем телом подавшись к Балестрини.
Андреа увидел, как в него подозрительно впились узенькие свинячьи глазки, и на миг вспомнил о недобрых слухах, ходивших об этом «христианско-демократическом слоне» в прокуратуре.
