— Лишь в том случае, если бы на месте синьора Буонафортуны возле выхода вдруг оказался кто-то другой, конечно, абсолютно похожий на него сзади, точно так же одетый и с такими же волосами, только тогда я могла бы ошибиться, господин судья. Потому что я на секунду потеряла его из виду. Всего на секунду, но, когда я подняла глаза, он был за дверью, тот самый человек. Только успел открыть дверь и выйти на улицу.
Силипо ухватился за эту великодушную уступку, истолковав ее как некую слабость обвинения: широко разведя руками, он изобразил сомнение. Но слова кассирши никаких сомнений не вызывали, и Балестрини жестом привлек внимание председателя, который уже начал клевать носом.
— Господин председатель, хочу заметить, что смысл фразы, произнесенной синьориной Таркуини, не следует искажать. Она сформулировала ее в виде парадокса с целью усилить свою мысль… в том смысле, ну, не знаю, как бы лучше это выразить… В общем, так: единственная возможность ошибиться существовала бы лишь тогда, если бы за истекшую секунду на месте Буонафортуны оказался его двойник, причем подмены не заметил бы никто из прохожих. Понимаете, что я хочу сказать?
— Это так? — спросил председатель, с заинтересованным видом обращаясь к кассирше.
— Извините, я не очень хорошо поняла.
— В следующий раз лучше выучи свою роль! — выкрикнул из толпы чей-то женский голос.
На сей раз в зале не раздалось смеха. Атмосфера накалилась: ветер переменился — все ждали обличений, остроты и шутки были забыты. Председатель терпеливо повторил сказанное Балестрини, в то время как судебный заседатель, наверно радуясь тому, что не ему одному приходится попотеть, улыбался с довольным видом.
— Нет, господин председатель. Если я правильно поняла ваш вопрос, повторяю то, что уже говорила раньше: это был он. Это был… Я хотела сказать, что только в случае, если бы… одним словом, только если бы произошло нечто такое…
— Короче говоря, прокурор прав.
— Как вы сказали?
— Хорошо, хорошо. В таком случае на мой вопрос ответьте так: подтверждаю все то, что заявляла раньше. Человек, увиденный мною за стеклянной дверью, не мог быть никем иным, кроме Буонафортуны.
Наступила такая зловещая тишина, что в ней явственно прозвучали слова, произнесенные шепотом одним из адвокатов обвинения, подошедшим вместе с Якопетти поздороваться с прокурором:
— Помнишь, как говорил старик Карнелутти? Когда в зал суда входит политика, правосудие в ужасе убегает.
— Политика всегда тут, — отозвался Якопетти, но с таким видом, будто говорит не всерьез. — Ну, так как дела, Андреа?
