Последний алхимик | страница 39



– Нехорошо, тебя с ним крестили.

– Думаешь, если крест мой на себя наденешь, мою судьбу возьмёшь? Дудки, не сбывается.

Никита стянул через голову тонкую бечёвку, на которой серебряный крестик висел на Антипе, на себя надел.

– А теперь ниже наклонись. Открою тайну эликсира. Я ведь тебе не всё обсказал, утаил кое-что. Мелочь, но без неё не получится ничего.

И Антип сказал то, без чего эликсир не сварить. Никита удивился. Ингредиент редкостный, тем более в эти времена.

– Но будь осторожен, я говорил тебе, пробовал только на старом кобеле. Не сам придумал, в древних текстах вычитал. Если со мной…

Антип не договорил, горло перехватило. До Никиты дошло – как завещание говорит алхимик, не верит, что живым выйдет.

– Продолжи моё дело. Не хочу, чтобы с моей смертью всё кануло в Лету, как вода в песок. Сам знаешь, долго я бился, сколь годов положил.

– Не беспокойся, исполню.

Ночь прошла беспокойно. При каждой смене положения тела Антип вскрикивал от боли, потом забывался. Можно ли в такой обстановке спать? А отдохнуть не мешало, завтра трудный день. К утру забылись оба, проснулись от железного лязга. Надсмотрщики входили в подвал. Антип сжался весь в комок, забился в угол.

Через какое-то время прошли вчерашние истязатели – палач, писарь, подьячий.

Антипа вытащили из камеры, переместили в пыточную. Звуки ударов, крики. Часа через два Антип «сломался».

– Всё скажу, но не здесь. Показать надобно. Горн нужен разогретый, киноварь! А ещё свинец!

– Давно бы так! Зачем упорствовал? И не таких ломали!

Антипа вернули в камеру. Сегодня он выглядел ещё хуже, чем вчера. Ко вчерашним следам побоев добавились новые. Лицо жёлто-синее от кровоподтёков, губы разбиты, передние зубы в дёснах шатаются.

– До завтра дотяну, назло катам, не сдохну. А ты не подведи. Супружницу спасёшь и дело моё. Царь-то здоровьем слаб и умом обделён, долго не протянет. А другой царь придёт, глядишь – обелят моё доброе имя.

Ох, Антип! Знал бы ты ближайшую историю! Фёдор Иванович, третий сын Ивана IV Грозного, на самом деле был слаб здоровьем и умом. Постник и молчальник, с почти вечной улыбкой на устах, не зря его прозвали Фёдор Блаженный. «Более для кельи, нежели для власти державной» рождён был. Фёдор царствовал, а правил Годунов, сначала опекун, соуправитель, а потом и преемник. Даже заморские дипломаты знали, что на приём не к царю надо идти, а к царскому шурину. Так что имя Антипа никто не обелит, а ещё и проклянут, и забудут.