[42] вместе с другими девочками? Я тоже хочу маршировать, ходить в походы и петь. Все мальчики вступили в
Balilla. Я умею петь, папа. И я могу помогать в баре, и отсчитывать сдачу, и обслуживать посетителей намного лучше, чем Туллио, который вечно уткнется в свои журналы и разглядывает картинки с автомобилями, или Аурелио, который не может верх от низа отличить!
Немного ошарашенный подобным взрывом недовольства, Амедео сказал:
– Но ты ведь не хочешь работать в баре? Ты умница, ты можешь стать образованной женщиной. И ты ведь не будешь ходить на эти субботние фашистские сборища и в эти лагеря, разве не так?
– Ноги у меня не болят! – закричала Мария-Грация. – И все туда ходят! Только я на всем острове не хожу никуда!
С этими словами она умчалась за занавеску на кухню. Он слышал, как ее шаги затихают в глубине дома – все еще нетвердые, – и его охватило смешанное чувство. Он эту девочку бесконечно любил, но тем не менее разозлился.
Неужели и Мария-Грация становится непокорным подростком? Он не перенесет этого. Позже он поднялся к ней в комнату, утешал, называл ласковыми именами, угощал печеньем из бара и даже согласился, чтобы она наведалась на собрание Piccole Italiane.
Но попытка вступить в Piccole Italiane оказалась неудачной. Ее не приняли. Профессор Каллейя посчитал, что она не будет успевать за другими из-за своих слабых ног.
Вскарабкавшись вся в слезах по ступенькам в бар, Мария-Грация отмахнулась от вопросов отца.
– Не хочу больше ничего слышать про Piccole Italiane! – выкрикнула она. – Уеду на материк и стану монашкой!
Выманить ее из комнаты удалось поэту Марио Ваццо, который уговаривал ее так ласково, что Мария-Грация смягчилась и, все еще слегка злясь на весь мир, спустилась в бар.
– Я попрошу маму сходить к учителю Каллейе, – сказал Амедео. – Она быстро втолкует ему, что к чему.
– Папа, я больше ничего не хочу об этом слышать! – отрезала Мария-Грация.
Он собирался обсудить это происшествие с Пиной, но на следующий день все газеты только и писали что о германском фюрере, большом друге il duce, и его войне в Польше. И хотя il duce заартачился и колебался еще целый год, теперь всех занимала только война. Из-за этой войны сыновья Амедео один за другим покинули остров.
