.
Аурелио, младший сын, не говорил об отъезде с острова, потому что был поглощен болезненным и затянувшимся процессом окончания школы. Младший мальчик, как считал Амедео, был всецело его сыном. Аурелио до сих пор подсаживался к отцу с просьбой рассказать последнюю историю из красной книжки, ему все еще нравилось посидеть с сестрой на террасе, потискать кота Мичетто. У Аурелио было добродушное круглое лицо и голос до сих пор ломался. Но Амедео понимал, что и ему рано или поздно надоест ловить ящериц по кустам, нырять с одних и тех же камней в море каждые выходные и бесконечно гонять мяч по площади. Амедео видел, что младший сын во всем старается копировать старшего брата, Туллио.
Решив, что должен изобрести предлог, который позволит ему удержать своих неугомонных сыновей на острове, Амедео загружал их работой в баре: учил варить кофе и горячий шоколад, как Джезуина учила его почти двадцать лет назад; заставлял допоздна готовить рисовые шарики и печенье, заманивая их долей в прибыли, которой они могли распоряжаться сами – тратить на шоколадки, карточки с портретами футболистов, подарки для соседских девушек, которые вились вокруг террасы по субботам в надежде поймать взгляд кого-то из парней Эспозито. Все трое отработали походку вразвалочку, свойственную, как они фантазировали, американским кинозвездам, и смазывали волосы оливковым маслом, как ссыльный поэт Марио Ваццо.
На самом деле, став неофициальным врачом острова, Амедео тратил на это все свое время, так что был только рад, что сыновья помогали в баре. В те дни через заднюю дверь люди приходили в его дом, чтобы вырвать больной зуб или перебинтовать руку, а с парадного входа – чтобы выпить ликера или крепкого кофе, поиграть в карты, порой за тем и за другим в течение одного дня. На террасе бара выздоравливающие пациенты и остальные посетители сидели в тени плюща, потягивали кофе или ликер и наслаждались неповторимым видом: с одной стороны – ярким, бурлящим Европейским континентом, а с другой – бесконечным морем.
Однажды он наткнулся на дочь, рыдавшую на ступеньках террасы.
– Что случилось, Мариуцца? – спросил он, покрывая ее поцелуями. – Мичетто захворал?
– Нет, нет! – отвечала она сердито. – Нет, папа.
– А что тогда? Ноги болят?
– Папа, ноги не болят уже три года.
– Ну а что тогда?
Мария-Грация фыркнула сердито.
– Почему ты не позволяешь мне помогать в баре? Туллио, Флавио и Аурелио можно, а мне нет. Почему ты не разрешаешь мне вступить в
