Вращающаяся дверь повернулась, и вошла Пина.
– Что это такое я слышу? Флавио? Туллио?
От ее учительского тона Туллио прямо-таки подскочил со стула, но Флавио и не подумал успокоиться.
– Мама, мальчишки из школы болтают про папу, и мы должны вправить им мозги, вот и все. Это касается только нас, это дело не твое, не папино…
– Не мое?! Если я еще раз увижу, что ты дерешься, это будет очень даже мое дело – будешь остаток лета сидеть дома, штопать носки, потрошить кур и чистить картошку вместе со мной, на улицу даже носа не высунешь.
– Мама, ты не знаешь, что они говорили! Врали, будто папа делал постыдные вещи с женой il conte. Будто он с ней кувыркался по всему острову, по кустам и в пещерах у моря, с этой puttana!
Пина не влепила ему пощечину.
– Говори тише. Сбавь тон, Флавио!
– Нет! И не подумаю!
– Нет, ты будешь говорить тихо.
– Не буду!
И тут Пина взорвалась:
– Я не позволю вам скандалить на глазах соседей! Я этого не потерплю! В дом, немедленно все в дом! Где Мария-Грация? Пока я тут с вами разбираюсь, у меня risotto[37] пригорел!
– Так это правда – про папу? – пробормотал Туллио.
– Разумеется, нет! Разумеется, ваш отец не делал ничего подобного. Как вы думаете, почему я так рассердилась? Вам троим не хватило ума отличить правду от лжи…
Даже Флавио, все еще сжимавший кулаки, подчинился, когда она протолкнула его в дверь. И на террасе снова воцарились жара и спокойствие.
Мария-Грация, все еще прятавшаяся за завесой из плюща, не сомневалась, что отец невиновен, – хотя сердце ее отчего-то билось чаще обычного.
Вскоре после этого по острову начал гулять другой слух. Болтали, что в день, когда избили Пьерино, Флавио заявился домой очень поздно. Когда профессора Каллейю спросили, во сколько он отпустил Флавио с собрания Balilla, il professore был категоричен: задолго до девяти часов. Но домой Флавио явился после десяти, как раз когда был обнаружен Пьерино.
А наутро в кустах бугенвиллей рядом с террасой «Дома на краю ночи» нашли ужасную вещь. Отец попытался тут же спрятать находку, но Мария-Грация разглядела ее совершенно отчетливо. То был большой кнут, весь в запекшейся крови.
Четвертым событием, свидетелем которого стала Мария-Грация, было шельмование ее брата. За последующие годы жители острова много чего наговорят о том, что произошло в ночь, когда избили Пьерино, но первая версия была связана с Флавио, и Мария-Грация услышала ее прежде остальных членов семьи. На школьном дворе об этом шептались у нее за спиной – с очевидным намерением, чтобы она все услышала.
