— Я его знаю. Он писал в газете о моем отце. О Стрельце.
Я не знаю, как это объяснить, но слова ее мне вдруг показались обидными. В тоне ее ясно чувствовалось, что она уверена: тот, кто пишет, всегда ниже того, о ком он пишет. Ну, вроде того, как некоторые люди считают, что парикмахер ниже тех, кому он делает прическу.
Николай Иванович Стрелец, видно, очень заботился о воспитании своей дочки. А вернее сказать, обучении. По-английски она читала и говорила совершенно свободно и с прекрасным произношением. Она учила английский в школе и еще занималась дома с учителем. И французский она учила с учителем. И поступила на вечерние курсы иностранных языков на немецкое отделение.
В школе она была круглой отличницей все девять лет учебы и собиралась после школы поступать на романо-германский факультет университета, поэтому ей нужно было знать много иностранных языков. В больнице она читала только принесенные ей из дому книжки на иностранных языках — на английском и французском.
Я думаю, что если бы Наташин папа и Наташа остались в палате, они и здесь бы разговаривали о том же самом и так же, как в холле, что они вышли не из-за секретов, а чтобы не мешать другим, из-за скромности, из-за вежливости, ведь Наташа — ходячая.
Но вот с мамой Вики мне все показалось иначе. Она тоже приходила вчера, почти в одно время с отцом Наташи. И маме Вики, наверное, сильно мешало, что при ее разговоре с дочкой были другие люди.
У нее, вероятно, была очень хорошая зрительная память. Она меня сразу узнала. Но ничуть не обрадовалась, а, как мне показалось, была словно недовольна, что я в одной палате с Викой.
А я ее не сразу вспомнила. Я узнала сразу только кольцо с плоским алмазом, стреляющим по сторонам синими иглами лучиков. Мама Вики показалась мне теперь совсем другой. Когда-то она была похожа на худенькую девочку с тяжелым хвостом черных волос, который болтался по сторонам при каждом ее движении. И теперь она не была толстой, но очень упитанной. Волосы ее были покрашены в платиновый цвет и напоминали парик. А может, это и был парик? Теперь очень трудно отличить. И щеки, по-моему, были подрумянены, и глаза были подведены, и смотрели эти глаза недоверчиво и настороженно.
— Ничего нового? — тихо спросила она у Вики тем тоном, каким спрашивают о чем-то известном двоим, но неизвестном окружающим.
— Нет, — коротко и враждебно ответила Вика.
— Никто не приходил?
— Нет, — так же неприязненно ответила Вика.
