Самый большой подонок | страница 22




Глава 5


Я отошёл ко сну на исходе ночи, а потому открыл глаза, когда местное солнце забралось уже довольно высоко в небо, проспав, таким образом, лучшую часть утра.

И сразу почувствовал на себе чей-то тяжёлый взгляд, наверное, и ставший причиной моего пробуждения. Я поднялся со скамьи и осмотрелся.

По крайней мере, в радиусе нескольких десятков метров не замечалось присутствия каких-либо земноводных, пресмыкающихся и млекопитающих. С тех пор как полубезумный профессор Адольф Грязнов снабдил мизантропа Владимира Петунина автономным, дополнительным сердцем, вся живность в Сумеречной Зоне почему-то исчезла. Странно, что тут объявилась жаба, не на кладбище, а вообще. Похоже, после уничтожения центра управления автономного сердца животный мир здесь начал потихоньку восстанавливаться. Но я интуитивно догадывался, что испугавшая меня зеленоспинная ночная гостья была не местной и притом далеко не простой «лягушкой-квакушкой».

Ощущение чьего-то присутствия вскоре почти исчезло. Всё-таки утро есть утро, а солнце, хотя бы и чужое, – великая вещь! Нежась под его ласковыми лучами, не хотелось верить во вчерашний кошмар, в непостижимую «крапчатость» времени. При свете разгорающегося дня ночные рефлексии казались безумным бредом. Вызревал соблазн поддаться самообману, приписать произошедшее богатому воображению и свалить вину за пережитое на разгулявшиеся нервишки. Всякий почувствовал бы себя неуютно на ночном погосте, тем более на таком, где ты когда-то был погребён заживо. Ничего удивительного, что мне вчера примерещилась встреча с самим собой. Видишь же иногда во сне самого себя со стороны.

Вольдемар Хабловски, в молодости слегка баловавшийся галлюциногенными препаратами, в частности, ЛСД, рассказывал после своих «трипов» и «полётов» и не такое. Рассказчиком он был прекрасным, но вот отказался пойти ночью на кладбище с одной экзальтированной дамочкой, возжелавшей испытать необыкновенный оргазм на могильном холмике в молчаливом обществе покойников. А ведь на том кладбище, куда пыталась затащить Вольдемара похотливая бабёнка, покойники не ворочались в гробах, как в Сумеречной Зоне!

Подняв настроение воспоминаниями о любвеобильном Вольдемаре, я отклеился от нагретой солнышком скамейки и через приоткрытые ворота, на которых сохранился идиотский «геральдический» знак дёртиков, напоминающий цеховой герб сельских кузнецов-серпоотбивщиков, проник на территорию базы. Неожиданно налетел лёгкий шальной ветерок, взметнул с дорожек красноватую пыль, поднявшуюся едва ли не выше кроваво-красных звёзд, венчающих похожие на крепостные башенки, и будто невзначай захлопнул воротины, откликнувшиеся на давление отнюдь не весёлого ветра жутким продолжительным скрипом.