У меня за эти три недели было на руках 3069 рублей. Отдала 1500 долга. Остальное прожили, осталось 70 рублей. Как будем дальше, не знаю.
В начале января я позвонила Наталье Васильевне, поздравила. Мы с ней совсем перестали видеться. Из того, что она мне рассказала, мне вполне стало понятно, почему она так замкнулась в себе.
Ее жизнь невыносима. Митя груб, как последний пьяный мужик. (Я хотела сказать – хам, и усовестилась, вспомнив деликатность Хама.) Он бил ее, по лицу, по рукам, он бьет Надю, избил старуху Ольгу Романовну. Наталья Васильевна ходила вся в синяках и наконец рассказала об этом Никите. Тот пришел в ярость и избил Митю «по морде» так, что тот испугался. Теперь больше не дает воли рукам, но изливает свою грубость словесно. А Наталья Васильевна нянчит внучку, т. к. девочка совсем беспризорна. Надя прошла на конкурсе исполнителей все туры, получила в Москве 8000 премии, занята в консерватории и Мариинском театре, ей не до ребенка. Я думаю, что она скоро Митю бросит.
Наталья Васильевна говорит, что Митя производит на нее впечатление ненормального человека. Как-то при мне прошлой зимой он вышел и говорит Н.В.: «Я у тебя взял лампочку». – «А с чем же я останусь, мне же необходима лампочка у постели, я вечером пишу». – «Меня это не касается, мне надо». Мы вошли в его комнату. У него уже горели три лампочки.
17 января. Получила письмо от Лели с описанием смерти и болезни Алексея Валерьяновича. Это совершенно ужасно. Хочется кричать. Человек проработал все годы революции, работал добросовестно, я видела это в Глухове. И чтобы его, одинокого, разбитого параличом человека, приняли в больницу, надо было его подбросить, оставить одного. И каков же был уход, что весь он был в пролежнях.
Вот она, Сталинская конституция: право на труд, на отдых – ложь. Господи, когда же начнется возмездие? У нас есть только право на рабство.
Я не могу, я готова скрежетать зубами от бессильной злобы, бессильного возмущения.
18 января.
Легкой жизни я просил у Бога,
Легкой смерти надобно просить.
Да, бедный Алексей Валерьянович, мне кажется, очень легко воспринимал жизнь. И такая мучительная смерть.
31 января. Я часто хожу из училища пешком. С Михайловской площади иду по Садовой, мимо Инженерного замка, и по Пантелеймоновской для того, чтобы полюбоваться на замок, площадь, Летний сад. Деревья в инее на фоне замка так легки. Это, пожалуй, сейчас единственное, что доставляет мне радость. И утренняя молитва. А все остальное время я чувствую себя усталой, старой клячей, запряженной в непосильную ношу.
