Пациенты умирали, но Мод не плакала. Всего лишь месяц назад в одной из палат лежал пятнадцатилетий мальчик, Найджел Пирс, доставленный в госпиталь с травмой головы, полученной во время бомбежки. Его мучила сильная боль, но он не унывал, был забавным и смешливым, напоминая Мод ее младшего брата, Джеймса, которого она не видела с тех самых пор, как отплыла на «Куин Мэри» в Англию. Когда бы Мод ни проходила мимо палаты, в которой лежал Найджел, мальчик всегда ее узнавал по характерному скрипу ее тапочек.
— Твои тапочки вжикают: вжик-вжи-и-ик-вжик, — объяснил он. — Тапочки сестры Уотерстоун просто скрипят: скрип-скрип-скрип, а у других медсестер… я понятию не имею, какие звуки они издают, потому что мне они нравятся меньше. А тапочки сестры Паттерсон вообще молчат, да?
— Пожалуй, — согласилась Мод. — Прежде я об этом как-то не задумывалась, но теперь… да, пожалуй, она ходит беззвучно.
— Значит, она, как вампир, может явиться ко мне среди ночи и выпить мою кровь, — сказал Найджел.
— Прекрати, — рассмеялась Мод. — Ты навлечешь на меня неприятности.
— Иногда я лежу здесь, — продолжал Найджел через мгновение, — и просто прислушиваюсь. И когда до меня доносится протяжное вжиканье, свидетельствующее о твоем приближении, мне сразу так хорошо становится. Только в такие минуты я и чувствую себя счастливым в этом ужасном месте.
Мод старалась чаще заходить к Найджелу. Она приносила ему газеты и программу скачек, и его матери, миссис Пирс, доброй обеспокоенной женщине, ежедневно сообщала о состоянии ее сына. А потом как-то ночью нескольких медсестер и врачей срочно вызвали к постели Найджела. Через неделю после ранения у него неожиданно началось кровоизлияние в мозг. Он не пережил ту ночь.
Мод хотелось плакать, хотелось визжать и колотить в стену, крича всем, как это несправедливо и чудовищно. Ведь этот милый мальчик не сделал ничего плохого, он даже на фронт пойти не мог, потому что был совсем юным, — ему бы еще жить да жить. Но она не плакала, потому что плакать была вправе только миссис Пирс, когда ее вызвали в госпиталь и сообщили о смерти ее единственного сына, а Мод должна была утешать несчастную мать. Что она и сделала.
Мод плакала, когда пришло известие о гибели Неда Уотерстоуна. И вовсе не потому, что не могла сдержать слезы, — просто тогда нужно было плакать, ее слезы были уместны. Эдит нуждалась в ее слезах не меньше, чем в своих собственных; Эдит требовалось, чтобы подруга поплакала вместе с ней. И Мод плакала с ней несколько раз, а потом перестала — просто слушала, как та плачет.
