— Тебе ведь, наверно, и шарф нужен. Если, конечно, ты его уже не купила.
Шарф. Так, значит, Хелена запомнила, что в тот день почти год назад на ней был шарф Стивена. Запомнила, зная, что это важная подробность, которую она теперь извлекла на свет, четко давая Мод понять, что она не дура.
— Нет, — ответила Мод. — Шарф я так и не купила.
Женщины стояли у витрины галантерейного отдела, где продавали ножницы, игольницы и прочие мелочи, и пристально смотрели друг на друга в освещении «Харродза». Казалось, они так стоят и смотрят друг на друга уже несколько часов — нервная Хелена Кендалл, во всей своей холодной красе, и Мод, взволнованная, с трудом сохраняющая самообладание, твердящая себе, что сейчас она сама находится на грани нервного срыва, но скоро это все пройдет.
— Что ж, до свидания, — наконец произнесла Хелена.
— До свидания, — попрощалась Мод.
Женщины пожали друг другу руки, и, поскольку сейчас на миссис Хелене Кендалл перчаток не было, Мод ощутила холод ее ладони.
Мод не могла притворяться, что встреча с женой Стивена прошла для нее бесследно. Когда бы она ни представляла лицо Хелены Кендалл, ее пробирал холод и мучило чувство вины. Тогда она быстро вытесняла из воображения лицо соперницы образом Стивена и на некоторое время успокаивалась. Хотя Стивен не был ее мужем — он оставался супругом другой женщины, — Мод знала, что однажды он будет принадлежать ей и что она будет скорбеть о нем, как самая настоящая вдова, если Господь не убережет его от гибели.
Но он не погибнет. Она не позволит, чтобы он погиб.
Именно это ощущение всемогущества, которое Мод внушила себе, помогло ей пережить долгую холодную зиму и последовавшую за тем безрадостную весну со слякотью на дорогах, которая тоже не дарила надежды. Почему поют птицы в липах и тополях, стоящих по сторонам аллеи, ведущей к госпиталю? Они не должны петь, не имеют на то никакого права. Теперь уже никто не поет, никто не может позволить себе и минуты отдохновения.
В сентябре, когда началась война, премьер-министр Невилл Чемберлен, обращаясь к народу своей страны, заявил: «Нам предстоит бороться со злом — с грубой силой, коварством, несправедливостью, тиранией и гонениями». Зло пока еще не было побеждено, но тяжело было сознавать, что именно тот человек, которого ты любишь больше всего на свете, должен бороться с грубой силой, несправедливостью и тому подобным. Мод понимала, что это эгоистичные рассркдения. Ныне ни один человек не был вправе думать о себе — только о своем отечестве и о том, какой вклад он может внести для достижения победы.
