Говоря о моей страсти к К. К., она описала ему самое интересное из ее личности и характера, и он слушал, как человек, который не имеет никакого представления об этой девушке. Такова была роль, которую он должен был играть, потому что не знал, что я был в курсе того, что он был в тайнике. Он сказал М. М., что она сделала бы мне лучший подарок, приведя К. К. к нам на ужин. Она ответила, что это было бы весьма рискованно.
– Но, добавила она, обращаясь ко мне с видом, скорее сдержанным, чем любезным, если это вам доставит удовольствие, я могла бы устроить вам ужин вместе с ней у меня, потому что она спит в монастыре в моей комнате.
Это предложение меня весьма удивило, но нельзя было показывать свое удивление.
– Нельзя ничего добавить, мадам, – ответил я, – к тому удовольствию, что я испытал бы, если бы это было вместе с вами; но, кроме того, я не остался бы равнодушен к этой милости.
– Хорошо! Я подумаю.
– Но, – говорит посол, – мне кажется, если я приму участие в этой встрече, вы должны предупредить свою возлюбленную, что пригласите одного из своих друзей.
– Это не обязательно, – сказал я, – потому что я напишу ей, чтобы она сделала все так, как скажет ей мадам. Я займусь этим завтра.
– Итак, я приглашаю вас на ужин на послезавтра, – сказала мадам.
Я просил посла быть снисходительным к девочке пятнадцати лет, не имеющей светского опыта.
Я рассказал ему также, со всеми обстоятельствами, историю О’Морфи. Этот рассказ доставил ему большое удовольствие. Он попросил показать ему ее портрет. Он сказал, что она обитает в Оленьем парке, где составляет усладу короля, которому подарила уже дитя.
Они ушли в восемь часов, весьма довольные, а я остался в казене. На другой день, утром, в соответствии со словом, данным мной М. М., я написал К. К., не предупредив ее, что некто, кого она не знает, примет участие в вечеринке. Отдав письмо Лауре, я пошел в казен, где консьержка дала мне письмо М. М., в котором было следующее:
«Отзвонило десять часов, и я иду спать, но если я хочу надеяться заснуть, мне следует избавиться от угрызений совести. Быть может, ты согласился с присутствием нашей юной подружки на нашем ужине только из вежливости. Скажи правду, дорогой друг, и я развею как дым этот проект, ни капли тебя не скомпрометировав, поверь мне. Но если тебе это доставит удовольствие, она придет… Я люблю твою душу еще больше, чем тебя лично.»
Ее опасения были весьма основательны, но мне было стыдно отказываться, и М. М. меня слишком хорошо знала, чтобы думать, что я на это способен. Вот мой ответ:
