Но теперь уже я не унимался:
— В следующей войне предпочту быть интендантом.
— Интендантов бы — на передовую! — рявкнул кто-то сзади, а Мольтерер подхватил:
— Эти там, в тылах, нажираются до отвала! Нет бы нам подкинуть чего пожевать!
— Подкинут, как же! — ухмыльнулся Бадер. — Скорее околеешь тут с голодухи!
* * *
Растянувшись на насыпи в ожидании приказа к выступлению, мы наблюдали, как по деревенской улице тянутся бесконечные шеренги пленных, и, глядя на них, Бёгеляйн сплюнул в сердцах:
— Хоть бы этим русским подохнуть с голодухи!
— Всё в руках божьих! — обронил лицемерно Хартлебен.
— В чьих, чьих? — переспросил с издевкой Бадер. — В божьих? Да что ты в этом понимаешь!
Было заметно: он разозлился. Все знали, что Бадер избегает заглядывать в церковь, даже когда ему предоставляется такая возможность. К религии он равнодушен. А на передовой и вовсе стал заводиться с полоборота, стоило кому-то бога помянуть — всерьез или, как Хартлебен, к слову.
— Хоть бога не приплетай, — продолжал он сердито. — Не с твоим грязным рылом да на паперть.
Хартлебен хотел возразить, но его опередил Ян:
— Да закрой ты свою вонючую пасть! Пятерых ты укококал, да? А может, пять сотен?! Языком ты горазд молоть, черт тебя побери!
— О боже, боже, — Хартлебен скривил ханжескую физиономию. — И ведут же себя — как дикари.
— Сдохнуть бы им с голодухи! — упрямо повторил Бёгеляйн.
А Ян все цеплялся к Хартлебену:
— Не думай, что раз ты тут с самой Польши, мы будем терпеть твое хвастовство! А что ты там делал, в Польше своей, и во Франции, и где ты там еще побывал? Сидел в тыловых частях, разъезжал на машине, как какой-нибудь разожравшийся генерал! Вот и вся твоя война. Сочувствую, но не придумали еще óрдена вашему брату — какой-нибудь шины в дубовых листьях на шею или еще чего в этаком роде!
Хартлебен хоть и служил с самой Польши, но первые два года шоферил, так что даже за выслугу лет не получил никакой награды и явно переживал по этому поводу. К нам его прислали пару недель назад; и у нас у всех награды были — у всех, кроме него.
Хартлебен умолк. И даже рта не раскрыл, когда Тиле насмешливо объявил:
— Что и говорить — портит бензин характер. — Но было видно, как с угрозой дрогнули его черные, сросшиеся у переносицы брови.
Бёгеляйн все не мог отвести глаз от колонны пленных. И опять затянул свое:
— Хоть бы им всем подохнуть с голодухи!
Тут Хартлебен приободрился и поддакнул:
— Только на это они теперь и годны. И сделают это, можешь не сомневаться.
