- Мне сказали, здесь есть переводчик, - произнес фельдфебель и быстро огляделся. Голос звенел так, словно в его горле были натянуты струны. - Ах, это ты? - сказал он вышедшему вперед молоденькому старшему сержанту. - Переведи им, что они будут обслуживать аэродром. Работа простая, но ее много. Надо хорошо работать. Кто будет работать - вечером получит еду. А кто не работает, - фельдфебель сморщил нос и развел руками, - тот не ест. Все.
Из толпы выдвинулся комбат.
- Согласно международному праву вы не можете принуждать нас работать, тем более на военных объектах.
Сержант переводил лихо туда и обратно.
- Господин фельдфебель уточняет: за любое ослушание - расстрел на месте.
- Еще вопрос: как быть с ранеными? Сорок три человека нуждаются в срочной госпитализации.
- Господин фельдфебель говорит, что раненые сегодня же будут эвакуированы.
Может быть, немец ждал какой-то реакции, но ее не случилось. Русские стояли немой стеной, с непроницаемыми лицами. Они еще не успели разобраться окончательно в такой сложной ситуации, как немецкий плен, не знали словосочетаний «лагерь смерти», «лагерь уничтожения», но им уже дали понять, что они вступили в пределы нового мира, где понятий человечности и нравственности не существует. Им дали понять, что они теперь - бесправное ничто. Это было внезапно. Этого никто не ждал. Сознание искало, как дать достойный отпор, и не находило - Но тогда в них проснулось нечто помимо сознания. Оно выплывало откуда-то изнутри, из сокровеннейших тайников крови, рождало гордость и презрение. Над ними можно было измываться, их можно было истязать, резать, колоть, убивать даже… Но унизить уже было невозможно.
Они и сами еще не знали этого (сознание неторопливо!), но это уже исходило от них. И первым это почувствовал фельдфебель. Ему стало не по себе. Правда, он так и не понял, в чем дело, отступил на шаг, еще отступил, что-то зло пробормотал под нос, стремительно повернулся на каблуке и ушел.
- Дядя, ты должен идти, понял? - еле слышно прошелестело возле уха Тимофея.
- Я смогу… - сказал Тимофей. - Вот увидишь…
- Будем выходить - выложись. Там уж как-нибудь. Главное - возле ворот чтоб не завернули, гады.
- Ладно. Билет свой заберешь?
- Ты что, сбесился, дядя? - разъяренно зашипел Залогин. - Ты должен пройти, понял?
В воротах Тимофея остановили. Примкнутый к винтовке штык лег плашмя на грудь и легонько толкнул назад.
- Господин солдат говорит, что ты не можешь работать, тебя надо эвакуировать, - перевел старший сержант.
