— Да, Назим, но все-таки послушай: лучше еще подождать, — продолжал Лайза, подняв голову. — Сегодня рабы, а через месяц или через три месяца, через год, может быть, хозяева!
— Да, — сказал Назим, — да, я знаю твою тайну, знаю, на что ты надеешься.
— Значит, ты понимаешь, какое это будет счастье — видеть, как эти белые, такие гордые и жестокие, будут унижаться и умолять нас в свою очередь? Понимаешь ли ты, как мы будем счастливы, когда заставим их работать по двенадцать часов в день? Понимаешь ли ты, что мы тоже сможем их бить палками, стегать розгами? Их двенадцать тысяч, а нас двадцать четыре; в тот день, когда мы все соберемся, они пропали.
— Я скажу тебе то же, что сказал мне ты, Лайза: десять шансов против одного, что тебе это удастся.
— Но я отвечу тебе так же, как ты ответил мне, Назим, — сказал Лайза, — есть один шанс против десяти, что мне это удастся; прошу, останься…
— Я не могу, Лайза, не могу. Душа матери явилась и повелела мне вернуться на родину.
— Она тебе являлась?
— Вот уже две недели каждый вечер птичка фонди-джала садится над моей головой: та самая, что пела над ее могилой на Анжуане. Она прилетела ко мне на своих слабых крылышках через море. Я узнал ее пение, послушай!
И в самом деле, в тот же миг мадагаскарский соловей, сидевший на самой высокой ветке дерева, возле которого лежали Лайза и Назим, начал мелодично издавать трели над головой братьев. Оба слушали, грустно опустив голову, до того мгновения, пока ночной певец не умолк; он полетел в сторону родных краев двух невольников, и те же трели стали слышны в пятидесяти шагах от них; затем он отлетел еще дальше в том же направлении и в последний раз завел свою песню, далекое эхо родины, однако на этом расстоянии самые высокие ноты уже нельзя было различить; наконец, он еще раз перелетел так далеко, так далеко, что напрасно прислушивались два изгнанника: ничего уже не было слышно.
— Он вернулся на Анжуан, — сказал Назим, — и он еще прилетит за мной и будет указывать мне путь до тех пор, пока я не вернусь в свой край.
— Тогда беги, — сказал Лайза.
— А как это сделать? — спросил Назим.
— Все готово. В одном из глухих мест на Черной реке напротив утеса я выбрал огромное дерево, в стволе его выдолбил челнок, из ветвей вырезал два весла. Я надпилил дерево выше и ниже челнока, но не повалил его, чтобы никто не заметил отсутствия его вершины посреди чащи; стоит толкнуть ствол — и дерево упадет, а затем — дотащишь челнок до реки и плыви себе по течению. Если ты решил бежать, Назим, ну что ж, тогда сегодня ночью отправляйся!
