— Может быть, господин знает язык, на котором говорит этот человек, душенька Генриетта, — сказала девушка, — мне так хочется купить этот веер, что, если бы господину удалось узнать его цену, он оказал бы мне истинную услугу.
— Но вы же видите, что это невозможно, — возразила душенька Генриетта, — этот человек не говорит ни на одном языке.
— Во всяком случае, он говорит на языке страны, где родился, — сказал иностранец.
— Да, но он родился в Китае, а кто же говорит по-китайски?
Незнакомец улыбнулся и, повернувшись к торговцу, обратился к нему на незнакомом языке.
Мы напрасно старались бы передать удивление, появившееся на лице бедного Мико-Мико, когда слова родного языка зазвучали в его ушах как отголосок далекой музыки. Он уронил веер, находившийся в его руках, вытаращил глаза, разинул рот и, бросившись к тому, кто заговорил с ним, схватил его руку и начал целовать ее, а так как иностранец повторил свой вопрос, решился наконец ответить; но умильное выражение его лица и почтительная интонация в голосе самым странным образом не соответствовали смыслу его слов, ибо он всего-навсего назвал цену веера.
— Двадцать фунтов стерлингов, мадемуазель, — сообщил иностранец, повернувшись к девушке, — приблизительно девяносто пиастров.
— Тысяча благодарностей, сударь, — ответила Сара, снова зардевшись; потом она по-английски обратилась к гувернантке: — Не правда ли, нам повезло, душенька Генриетта, что этот господин говорит на китайском языке?
— Да, и это так удивительно, — отозвалась душенька Генриетта.
— Все очень просто, сударыни, — сказал иностранец по-английски. — Моя мать умерла, когда мне было всего три месяца, и меня отдали кормилице, бедной женщине с острова Формоза, служившей у нас в доме. Ее язык был поэтому первым, на котором я начал лепетать, и, хотя мне не часто приходилось на нем говорить, я, как видите, запомнил несколько слов, чему всю жизнь не перестану радоваться, ведь благодаря этим нескольким словам я смог немного услужить вам.
Потом, сунув в руку китайцу испанский квадрупль и сделав знак своему слуге следовать за ним, молодой человек ушел, непринужденно поклонившись мадемуазель Саре и душеньке Генриетте.
Чужеземец направился по улице Мока, но едва лишь он прошел с милю по дороге, ведущей в Пай, и приблизился к подножию горы Открытия, как вдруг остановился, обратив свой взгляд на скамью у ее подножия. На скамье неподвижно, положив обе руки на колени и устремив глаза к морю, сидел старик. Молодой человек с минуту смотрел на него, словно сомневаясь в чем-то, но потом колебание как будто исчезло.
