В этот день Ленин продиктовал письмо «К съезду», которое было зарегистрировано в журнале исходящей корреспонденции и которое М.В. Володичева, как считается, отправила Сталину. Но почему-то об этом ничего в «Дневник» не записала, хотя прежде выполнение распоряжений Ленина всегда фиксировалось. Если учесть рассказ самой Володичевой о том, что распоряжение Ленина она не совсем поняла и поэтому консультировалась с Фотиевой относительно того, как поступить[193], то тем более есть основания ожидать какой-либо записи об отправлении письма по распоряжению Фотиевой. И вот вместо этих реальных делопроизводственных проблем, связанных с важными политическими вопросами, отражение которых мы вправе ожидать в «Дневнике дежурных секретарей», в нем оказывается рассказ о забывчивости Ленина и его заботливом отношении к Володичевой.
Запись от 24 декабря заслуживает особого внимания, поскольку в этот день, согласно традиционной версии, Ленин начал диктовать «характеристики». По содержанию архивный вариант ничем не отличается от опубликованного. В архивном варианте она начинается словами: «На следующий день (24/ХII) в промежутке от 6 до 8-ми Владимир Ильич опять вызывал. Предупредил о том, что продиктованное вчера (23/ХII) и сегодня (24/ХII) является абсолютно секретным»[194]. Получается, что в «дневниковой» записи 24 декабря фигурирует как бы в разном времени: то как «сегодня», то как «следующий день», что в контексте означает прошедший день. В любом случае перед нами не дневниковая запись дежурного секретаря, сделанная в режиме реального времени. Следовательно, она лишена специфической ценности «Дневника» как исторического источника. Получается, что диктовка Лениным «Письма к съезду» 24 декабря остается без надежного свидетельства со стороны его секретарей — единственного источника, повествующего о работе Ленина над этим текстом.
На поверку выходит, что в «дневниковых» записях секретарей за 23 и 24 декабря нет никакого делопроизводственного смысла, зато есть политический, вернее, историко-политический смысл — доведение до сведения общественности, что Ленин диктовал в эти дни нечто сверх-сверх секретное, что может быть раскрыто только секретарями, которые в этом случае будут иметь возможность рассказать всё, что им угодно. Оспаривать их «свидетельства» невозможно или крайне трудно.
За 24 декабря (точнее, ноября) без каких-либо пропусков, буквально «вплотную» следует запись Володичевой, датированная 29 декабря[195]. На дни молчания «Дневника», согласно историографической традиции, приходится очень высокая активность работы В.И. Ленина: 25-го завершена диктовка «характеристик», 26-го — продиктован текст «об увеличении числа членов ЦК», 27 и 28-го — диктовка трех текстов о Госплане[196]. 29 декабря секретарь фиксирует лишь чтение и рабочие разговоры[197], хотя имеются тексты ленинских диктовок, датированные этим днем[198]. В течение всех этих дней ленинский секретариат продолжает функционировать, обрабатывается информационный поток, идущий к Ленину, но почему-то эта работа не фиксируется в «Дневнике». Таким образом, секретари ставят исследователя перед вопросом: можно ли им верить и в чем именно им следует верить? После записи от 29 декабря 1922 г. вплотную следует запись от 5 января 1923 г., полностью соответствующая опубликованному варианту. Пропущенные дни, согласно традиционной схеме, также загружены напряженной работой — диктовкой записок «К вопросу о национальностях или об "автономизации"», «статьи» «Странички из дневника», а также добавлений к «характеристикам».
