Пыль и бисер | страница 18
— Шшш…с-с-ссын. — вдруг выдала купчиха и за моей спиной раздался грохот: Фролушка, этот огромный медведь, с размаху упал на колени и зарыдал.
Я под шумок скрылась в своей комнате и стала ждать приговора. Мои достижения оставляли слабую надежду, что сразу не выгонят… Ну так, шанс как при авиакатастрофе — иногда там тоже бывают выжившие.
Про меня забыли до вечера. Но когда пришло время подавать ужин, раздались тяжелые шаги у двери.
— Барышня. — тихо позвал Фрол. — Ксения Александровна, я войду?
— Да-да, конечно — кротко согласилась я.
— Что ж Вы тут в темноте-то сидите? — он споткнулся о порожек. — Ужинать пора, праздник у нас. Без Вас бы не получилось этакое чудо.
Я тяжело вздохнула. Он ответил тем же.
— Был я там. И дом видал. И с кулугуром поговорил. — Он полез за пазуху и протянул мне помятый паспорт. — Вы, Ксения Александровна, так больше не делайте. Грех большой. Вас Господь от смерти отвел, теперь жить надобно… А письмо то я порвал и выкинул ко псам.
Я самым позорным образом разревелась, выплакивая все напряжение последних дней. Ума не приложу, что выяснил Фрол, но самое вероятное объяснение — что Гурьян признался в мародерстве, а Фрол решил, что покойница была не столь уж мертвой. Хорошо, поверим в это все.
4. Лето нашего покоя
Как показала практика, Анфиса Платоновна обладала характером сильным и непростым. И отсутствием наблюдательности не страдала.
— И откуда же тебя к нам Бог принес? — спросила, как только освоила голосовые связки.
— Я, Анфиса Платоновна, родом из Симбирской губернии. Там у папеньки именье было. Потом он разорился, усадьба сгорела, папеньку схоронили, а я вот… — привычно выдавила слезу.
— А ты вот к молодому мужчине в услужение нанялась. — закончила за меня старуха.
— Это так случайно получилось.
— Ты не сомневайся, я за исцеление век буду Бога молить за тебя, но насчет Фролки даже не думай.
— Я и не думаю. — Это мы с ней очередной круг по гостиной наворачиваем в обнимку.
— Ему не такая жена нужна. — вещала старуха.
— Совершенно верно.
— Ты ж ему голову заморочишь и бросишь. — продолжала она рассуждать сама с собой уже.
— Это вряд ли.
— Ты-то? — она въедливо уставилась в глаза придерживая мой подбородок сухонькими пальцами. — Да таких своевольных я ни разу за всю жизнь не встречала.
— Зато будь я менее упертой, Вы бы так и лежали.
— И то верно. Но Фролку тебе не отдам. — сварливо заключала она.
— Хорошо, Анфиса Платоновна.
И вот в подобной тихой дружеской беседе мы постепенно освоили лестницу вниз, а к Покрову уже выбирались на улицу.