Разумеется, Кремль хорошо подготовился к полицейскому ответу на так называемую «оранжевую революцию» и он пытается сейчас с помощью телевидения и собраний «партхозактива» в регионах убедить большие контингенты населения, что Навальный — «оранжист» (в терминологии Кремля, то есть разрушитель России со стороны Запада). Но уже чувствуется, что эти большие контингенты не «купят» у Кремля эту идею. Попытка приписать Навальному статус «экспортированного либерала» не получается.
Общество должно понимать, к чему оно движется, и отдавать себе отчет в том, какими возможностями оно располагает в каждый исторический момент — и с какими рисками имеет дело. Так называемый инерционный сценарий президентских выборов 2018 года — это совершенно очевидный путь к Народному фронту, к непредсказуемому развитию событий. Трудно представить себе другой сценарий, который возникает как результат всей политической конфигурации третьего срока Путина.
http://www.rbc.ru/opinions/politics/09/06/2017/593a52ba9a7947611f9c579a
Виктор Шендерович:”«Государство расположилось в России, как оккупационная армия”, — писал Герцен. — “Государство ведет карательную (войну), а общество партизанскую».
Эпизод этой войны мы и наблюдаем сегодня в “Руси сидящей”
https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=1399110356824370&id=100001762579664
Максим Трудолюбов:”голый человек снова будет стоять перед государством, если не включить преступления государства против человека в общую память как основу нации.
Разочаровавшись в мечте о коммунизме, а потом и в мечте о принадлежности к «общеевропейскому дому» (слова Михаила Горбачева), российское общество осталось один на один с собственной историей.
Инстинкт политика — идеализировать будущее и мифологизировать прошлое, а значит, замалчивать сомнения в будущем и не давать выйти на поверхность историям о преступниках и жертвах, которые так портят ностальгическую и мобилизационную картину великого прошлого. Российские политики во главе с увлеченным историей президентом Владимиром Путиным так и делают: преступников реабилитируют, а о жертвах — пожалуйста, если только благочестиво и в храмах. Победители остаются без побежденных, а жертвы без палачей.
Но беда в том, что переезд российского общества из будущего в прошлое как раз совпал по времени с пробуждением — практически во всем мире — внимания к жертвам и травмам прошлого, которые раньше удавалось загонять в подполье. «В истории, где когда-то были только победители и побежденные, появились криминалистические категории преступник и жертва», — пишет в книге «Длинная тень прошлого» антрополог Алейда Ассман. Это прошлое живет и потихоньку отравляет все, к чему тянутся руки щедро оплачиваемых режиссеров и пиар-менеджеров.
