Джеду сейчас восемь лет. Он любит бегать, как и я в его возрасте, то бишь когда начиналась лучшая пора моей жизни. В восемь лет я бегал быстрее всех ребят. И еще умел рассчитывать, когда можно перебежать дорогу перед несущейся машиной (ну, или мне казалось, что умел).
Несколько дней назад мне довелось наблюдать Джеда за подобными расчетами. Я, словно в замедленной съемке, видел, как он бросается через улицу перед школой. Когда водитель надавил на тормоза, я закрыл лицо руками. Он затормозил в ярде от Джеда и махнул мне рукой. Я благодарно махнул в ответ. Джед доскакал до тротуара, повернулся, поймал мой взгляд, и я крикнул: «Эй, ты как? Нормально?» Он равнодушно кивнул и исчез за воротами.
Спустя двадцать минут, когда я в одиночестве вернулся домой, я воображал, как Дайлис снимает трубку.
«Дайлис? Я хочу сказать… Джед умер».
А можно это сказать как-нибудь лучше? Да, но какой смысл? Джеда все равно уже не было бы в живых. Пришлось бы заказывать маленький гробик. У могилы в неловкости собрались бы все родные. Моя жизнь была бы переломана. Она все равно продолжалась бы.
Я думаю об этих ужасах, этих кошмарных вещах, представляю, как такое происходит с Глорией, и с Билли, конечно, тоже, хотя его-то уж труднее всех вообразить неживым.
— Пап!
— Да, Билли?
— Пап!
— Да, Билли?
— Знаешь чего?
— Чего?
— Знаешь «Эс-Клуб-7»[3]?
— А, да, мы с ними пили чай на днях.
— Ага, — сказал Билли. — А знаешь чего?
— Чего? — Мы проходили мимо кондитерской. Он потянул меня, чтобы я остановился.
— Их сцапали за курение травы! — В глазах Билли целое море изумления.
— Скажи-ка еще раз, помедленнее, будь добр.
— Их сцапали за курение травы!
Я подстроился под его восторг:
— Билли?
— А?
— А что такое «курение травы», ты знаешь?
— Не-а, — пожал плечами он, — ни капельки.
— Слушай, это ты сошел с ума или я?
— Ты, пап, ты!
Какой я? Обыщите.
Это потом уход Дайлис на многое открыл мне глаза. В тот момент ничего такого я в нем не углядел. Честно сказать, я и не возражал особенно. Если уж совсем честно — я танцевал. Плясал в кухне, где раньше стоял стол, пусть даже у меня больше не было стереосистемы, чтобы заводить музыку погромче, погромче и еще погромче.
Да, я плясал! И пел! Я пел Глории, когда она принимала ванну, я пел Джеду и Билли, уложив их в постельки:
Спите, детки, сладко спите,
Поскорей глаза сомкните…
Пусть вам сны щекочут глазки.
Пусть вам снятся ночью сказки…
Целая куча глаз в этих колыбельных. Я заглянул в глаза мальчишкам — прочесть, что в них написано. Я прочел в них доверие. Что мне оставалось, кроме как воспользоваться им? Я нежно соврал:
