— Ладно тебе. Сама понимаешь, о чем я.
— Да, понимаю, и ничего тут нет хорошего.
Так, это мне урок — впредь буду радоваться, что она у меня дома. Второй урок — пока что жизнь на два дома была для нее вполне хороша, но теперь дочка разрывается на части. И, видимо, я приложил к этому руку.
— Глория, я знаю, тебе не хочется об этом говорить, и мне не хочется тебя заставлять, но…
— Что но?
Я пошел за ней в ее комнату и усадил рядом, на пол. На кровати и кресле громоздились мягкие игрушки и одежда. Стены закрыты плакатами: дельфины и поп-звезды. Они все улыбались, в отличие от нас с Глорией.
— Я просто хочу, чтобы ты понимала, почему я думаю, что мама поступила скверно.
— Мама так не считает. Она думает, что так будет лучше.
— Она тебе объясняла, почему так лучше?
— Нет, но…
От меня не укрылась боль в голосе, страдальческая гримаса. Глория смотрела в сторону. Я взял ее за руку.
— Прости меня, Глория. Прости меня. Я не прошу тебя вставать на чью-то сторону, но хочу объяснить, как это все выглядит с моей стороны. Я не знаю, что заставило Дайлис так поступить. И разве ты не видишь, что я боюсь ее дальнейших планов.
— Ничего она не планирует!
— Да? Откуда ты знаешь?
— Не планирует, и все!
— Глория, она поступает неправильно.
— Не нужно так говорить! Она моя мама!
— Это не значит, что она всегда права.
— Я знаю, знаю, знаю! Пожалуйста, не заставляй меня больше говорить об этом!
Я знал, что в один прекрасный день Глория отвернется от меня. Не такой я был дурак, чтобы думать, что она навсегда останется моей малюткой и будет засыпать у меня на плече, пока добровольцы из «Новой квартиры» изображают счастье при виде выкрашенной в бордовый гостиной, или команда «Сухопутных войск»[20], сияя, предъявляет ошеломленному домовладельцу великолепную траву, скошенную сенокосилкой. Но я и вообразить не мог, что ее рывок в независимость будет таким тяжелым и темным. Я воображал, как она потихоньку отойдет подальше от меня, а когда окончится пора созревания, наша дружба восстановится. Но меня разъедала тревога касательно заговора Криса и Дайлис, и эта тревога отбрасывала постоянную тень сомнений. В пустяковых стычках мне виделись зловещие предзнаменования. В легчайших толчках я усматривал знаки надвигающегося землетрясения.
— Глория! Ты там в ванной растворишься, если будешь еще сидеть!
— Извини, пожалуйста! Я только что вошла!
— Ты там уже полчаса сидишь!
— Это немного!
— Я за это время три раза бы успел помыться.
