— Зачем ты пришла?
Слегка уязвленная, девушка кинула на него взгляд исподлобья:
— Мне казалось, это так очевидно.
Не дождавшись ответа, Катя поставила подсвечник на пол и, опустившись на корточки рядом с Драгомиром, нащупала узел на веревке, стягивавшей его запястья за спиной.
— У тебя что, нет ножа? — угрюмо полюбопытствовал парень, когда она начала распутывать веревку.
— Нет, — сердито бросила Катя, продолжая свою работу, — а жаль, стоило бы подрезать твой язычок.
Драгомир усмехнулся:
— Обиделась, глупышка? Зря.
— Послушай, цыган, — вспылила девушка, перестав терзать намертво затянутый узел, — хватит уже! Я тебе не красотка из табора, чтобы разговаривать со мной в подобном тоне. Так что, выбирай выражения.
Драгомир не ответил. Поняв, что не дождется ни извинений, ни оправданий и проклиная про себя дьявольскую гордыню цыгана, она снова взялась за дело. Постепенно узел начал поддаваться, и вскоре парень, едва слышно застонав сквозь зубы, положил перед собой покрытые синяками, затекшие руки.
Когда Катя принялась распутывать веревку, связывавшую его ноги, Драгомир негромко произнес:
— Зачем тебе это нужно, княжна?
Та метнула на него насмешливый взгляд:
— Не люблю оставаться в долгу, знаешь ли.
— А если то, в чем меня обвиняют, — правда?
Бросив веревку наземь, Катя принялась растирать руки цыгана.
— Ну, в том, что ты матерый конокрад, я нисколько не сомневаюсь. Но какое мне до этого дело, учитывая, что ты спас мне жизнь?
— Сам не понимаю, зачем сделал это, — после паузы отозвался Драгомир. — Одной девчонкой больше, одной меньше — Господу все равно. Не связался бы с тобой, не сидел бы сейчас в этой дыре, дожидаясь исправника!
— Так не сиди и не жди! — она поднялась, со злостью отшвырнув ногой валявшуюся на земле веревку. — Дверь открыта, вставай и иди на все четыре стороны!
Что происходило? Почему он не чувствовал благодарности за то, что она, презрев многие опасности, пришла освободить его? Это было неправильно, и только мысль о том, что она обязана ему жизнью, сдерживала возмущение.
— Пойду, когда смогу, — отозвался цыган и, пробормотав вполголоса некое витиеватое ругательство, принялся ожесточенно массировать онемевшие ноги.
Приблизившись, Катя молча стала помогать ему. Мало-помалу конечности обрели чувствительность, и Драгомир медленно поднялся, держась за стену. С трудом сделал несколько шагов и тяжело вздохнул.
— Коня моего не видела? — осведомился он.
— Тебя только конь волнует, да? — прошипела Катя. — Не знаю я, где твой конь. В конюшне, должно быть, заперли. Надеюсь, ума хватит туда не соваться?
