Он был худ и жилист, словно сушёный гриб. Всегда ходил в серых бесформенных брюках и светлой майке-«алкашке». На голове — неизменная кепочка по блатному, сдвинутая на затылок.
Поза — в которой он нёс свой ежевечерний караул, восседая на скамейке — тоже была неизменной: ссутулив костлявую спину, он покачивал перекинутой через колено ногой, обутой в коричневый тапок со стоптанной пяткой.
Одни говорили про него, что — фронтовик, другие — что сидел в тюрьме…
Зинка даже помнила блёклые наколки на плечах и пальцах.
Знали, что попивает, что живёт один и не дебоширит. Говорили много чего, однако ценили за золотые руки слесаря-умельца, и привычку раздавать меткие, но далеко не лестные прозвища.
Вот Зинка — за её малый рост и чрезмерную подвижность — с лёгкой руки соседа величалась «Крохопулей»; полная и высокая Белла Петровна, участковый педиатр — «Эскулапихой»; тётка Лидочка из соседнего подъезда, постоянно дающая в долг жильцам всего дома — «Старушкой-процентщицей». Но самыми невероятными прозвищами наделялись многочисленные ухажёры Майки Грошевой, продавщицы из овощного.
— Эй, Грошиха, — сипло окликивал Майку Дядя Толя Плачента. — Это что за «Щенок бульварный» — или «Фуфел распальцованный», или «Гимназист», или «Вано-Мимино», или ещё что-то в этом роде — к тебе вчера на пансион напрашивался?
Майка фыркала и убегала, обижаться на соседа не было никакого резона — кто потом придёт протекший кран чинить?..
И только один раз…
Зинка хорошо помнила этот раз, так как сидела рядом на скамеечке…
Майка шла домой под ручку с красивым статным мужчиной в форме.
Поравнявшись со скамейкой, мужик поздоровался и закурил. Ему очень шло курить, на него, вообще, хотелось смотреть во все глаза, попадая во власть скрытой в нём силы. При внешней демократичности манер понималось, что он совсем не прост, этот красавец с ямочкой на подбородке и глазами цвета майского мёда. Он перебросился с соседом парой нечего не значивших фраз и в сопровождении Майки скрылся в подъезде.
— Наконец-то подфартило Грошихе. Этот — Козырь настоящий! — задумчиво произнёс дядя Толя Плачента, посмотрев на Зинку. — Козырь, по всему видать, да ещё и с куражом…
* * *
Из воспоминаний детства в действительность её вернул красивый голос Святослава Цветова:
— Дамы, прошу, присоединяйтесь.
Внешностью Цветов завидно отличался от рыхлого Синицына, который был моложе его лет на десять.
Невысокого роста, с пронзительными — как у затаившегося хищника — зелёными глазами, с лёгкой пружинистой походкой, со смуглым мускулистым телом — он скорее походил на акробата, чем на фокусника, стоящего на арене в смокинге и бабочке.
