— Господи! Амбарная книга какая-то! Хорошо, хоть не гусиным пером царапали.
— Деточка, это для нас самый что ни на есть халяв!
— Марк Израилевич, может — «халява»?! Я вас не узнаю! Вы перешли на жаргонизмы? — укоризненно покачала головой Зина.
— Эх, молодёжь! Слово «халяв» — это молоко на иврите. По пятницам в еврейских общинах раздавали пищу неимущим. Не всегда это было молоко, но название за этим вспомоществованием сохранилось: «молоко» — «халяв». С чьей-то лёгкой руки слово претерпело изменение и превратилось в блатную «халяву». Но значение от этого не поменялось! А теперь получите и распишитесь за аванс.
С этими словами он достал из сейфа пятьдесят тысяч рублей, запечатанных в полосатую банковскую упаковку, и протянул ошарашенной Зинке.
— И это — не всё! Это только аванс!
— Марк Израилевич! Спаситель! — обрадовалась Зинаида. — Мне как раз задолженность по кредиту гасить! Всё, всё сделаю, не переживайте!
После такого аванса чёрная тетрадь смотрелась совсем по-другому — почерк и многочисленные исправления больше не раздражали…
* * *
— Хотелось бы, конечно, управиться… — вынырнув из воспоминаний недельной давности, мечтательно проговорила Зиночка. — Там страниц семьдесят, я ещё только полистала, а переводить даже не садилась. Если каждый день работать… Думаю, успею. Хорошо, что напомнил, а то я без заказов разленилась совсем — всё откладываю да откладываю. Сегодня же займусь этой чёрной тетрадкой…
— О чём хоть роман? Кто автор?
— Нет! Не роман. Рукописный текст, да ещё не самым разборчивым почерком, и зачем-то — на английском языке… Автор неизвестен, Марк Израилевич сказал, что это личное пожелание — сохранить инкогнито. В принципе, мне все равно, главное — платят хорошо и аванс уже дали.
— Это у вас наследственное, читать и писать. А говорят гены не главное! — хохотнул Михаил, — прадед твой великий всё переписывал и тебе приходиться.
— Может и так, не спорю. Только Анисим Титович, переписывал писцовые книги, а я…
— Графоманские, — подсказал подполковник.
На террасе коттеджа, когда Зина открывала ключом дверь, Миша вспомнил о забытых на её на столе солнцезащитных очках.
— Заходить не буду, вынеси по-быстрому, — попросил он.
Зина, скинув туфли, забежала в гостиную и остановилась как вкопанная.
— Миша! — напугано закричала она. — Миша! Иди сюда скорее!
Михаил Григорьевич рывком открыл тугую дверь и, не разуваясь, залетел в комнату.
На кафельном полу валялись битые блюдца и раскуроченные до состояния крошек пасхальные куличи.
