Жуки в муравейнике. Братья Стругацкие | страница 44
Стругацкие выжимают из «мокрой темы» все, что можно было выжать. Влажное в книге абсолютно все. Дома, потолки, стены, одежда и даже сами люди говорят исключительно «насморочным голосом» и мысли их тоже насквозь промокшие. Перелистывая страницы, создается впечатление, что капли скоро начнут стекать на тебя прямо из книги. Впрочем, пусть уж лучше мне на колени стекает вода, чем грязь или смрад, как в некоторых предыдущих их произведениях.
В «Гадких лебедях» мы в очередной раз наблюдаем необычную страсть Стругацких к использованию странных имен (в экранизации книги 2006 года, к слову, сценарист и режиссер даже приняли решение заменить оригинальные имена героев: Бол-Кунац (замен на Борю Куницу), Р. Квадрига (заменен на Квадригина), Зурзмансор, Роц-Тусов, Пферд и т.д.) Хорошо, что хоть главные герои просто — Виктор и Диана…
Виктор и Диана… Словно проводишь шелком по только что вымытой руке… Просто блаженство. Невероятно, но читая собрание сочинений Стругацких я так истосковался вот по таким нормальным именам, что радуюсь даже такой мелочи, ибо все остальное в повести, как обычно гадкое, вонючее, прокуренное, мокрое и пьяное. Имена других персонажей повести, кстати, заимствованы из древнеримской и древнееврейской мифологий:
Павор — древнеримское божество страха, спутник бога войны Марса.
Сумман — древнеримское божество ночных молний.
Фламины — жрецы в Древнем Риме.
Ювента — древнеримская богиня юности.
Голем — в еврейской мифологии, искусственный человек, созданный из глины и исполняющий поручения своего создателя.
Теперь перейдем к анализу литературного стиля. Увы, полет его снова не очень высок. Мы снова видим куцые обороты и повторы, которые портят общее впечатление от книги. «Вы разрешите? Виктор разрешил», «…странная какая-то история, хорошо бы в ней разобраться… И он стал разбираться в этой истории», «Он был уверен, что Ирма послушается, и она послушалась.», «Потом пришел еще кто-то и заказал еще что-то» (к слову об «отказе от объяснений» в фирменном стиле Стругацких». И конечно же вершина двусмысленностей повести: «На лестничной площадке его уже ждал с распростертыми объятиями синий и раздутый член парламента…».
Стругацкие снова не гнушаются добавлять в диалоги весьма нелитературные обороты, без которых вполне можно было бы обойтись («твоя мать — дура и шлюха», «Пошел к чертовой матери! Импотент вонючий! Гавнюк, дерьмо собачье!»)
Впрочем, есть в повести, конечно же, и интересные обороты, которые мне очень даже понравились, но, увы, их очень мало («мучительно стараясь развести по местам глаза, которые съехались у него к переносице», «если у тебя отобрать твою злость — ты станешь доброй, что тоже, в общем неплохо…»).