Подлинная история времени без ложных вымыслов Стивена Хокинга. Что такое время. Что такое национальная идея | страница 28

Все это представилось мне простой схемой. А жизнь представилась мерцанием звездочек-огоньков Млечного пути, сливающихся, прочерчивающих светящуюся линию, а потом рассыпающихся на искорки. И эта схема, и это представление стали первой победой над страхом. Тогда я еще не знал, что сплошная, не пунктирная линия в центре этой схемы и есть время.

Эта простая схема настолько ясна и всеобъемлюще полна, что все написанное далее только пояснение, расширенный комментарий к ней.

Но комментарий должен быть вразумительным. То есть понятным, не подменяющим вольно или невольно ответ на поставленный вопрос суммой, в конце ни на что не отвечающих, а только создающих видимость ответа рассуждений, ни к чему не приводящих логических построений, вольно или невольно замаскированных ничего не объясняющими формулами или специальными терминами и малопонятными иностранными словами, которые после перевода все равно ничего не объясняют, да иной раз еще и непонятно, что значат, а чаще всего не значат ровным счетом ничего.

Долгие годы зарабатывая на жизнь с помощью тридцати трех букв русского алфавита, я старался обходиться без иностранных слов. Правда, как заметил многим в наше время известный (то есть уже не всем) и склонный к тонким наблюдениям Николай Васильевич Гоголь, из букв русского алфавита порой тоже складываются слова, которые тоже иной раз значат черт-те что.

Но я постараюсь подобрать понятные слова, а те, которые черт-те что значат или не буду употреблять вовсе, или попробую растолковать более понятными словами – их тоже немало сложено из букв русского алфавита.

Невразумительный, непонятный ответ на вопрос ответом не является. Поэтому я и хочу ответить на вопрос: «Что такое время?» вразумительно.

Что, кстати, не так просто и не совсем удалось хорошо известным тебе, дорогой читатель, Аристотелю, Платону и Плотину, обоим Зенонам, Эпикуру, понимаемому нынче ровно наоборот, обоим Бэконам, Спинозе вместе с Лейбницем, Канту, Фихте, Гегелю и Шлегелю, Кьеркегору, Гуссерлю, Бергсону, Хайдеггеру и Шпенглеру, а также Ньютону вместе с Эйнштейном и даже Вернадскому, – а если ты, мой недоверчивый читатель, так не считаешь, попробуй на досуге почитать в собственное удовольствие их трактаты, как ты с приятностью для себя то и дело почитываешь Пушкина, какую-нибудь «Капитанскую дочку» или еще более увлекательного «Дубровского».

И если не найдешь сил оторваться от Кьеркегора и Канта, впечатленного видом звездного неба и осознанием нравственного закона в своей душе, отложи в сторону мое простое, но вразумительное сочинение, ограничившись этим вступлением, потому что все, что изложено далее, ты сможешь почерпнуть из писаний вышеперечисленных авторов – уж они-то знали ответ, у них только не получилось толково и доходчиво изложить его понятными словами и фразами.