Лена проснулась среди ночи. Ей только что приснились похороны. Как и восемь лет назад. Снова она подходит к своему подъезду, снова видит закрытый гроб, видит фото умершей — ее, Лены, фото.
…Она смотрела в потолок и в темноте своей комнаты различала силуэт черного гроба, и, ей казалось, даже слышала похоронную музыку.
Лена закрыла глаза, зажмурилась. Но видение не исчезало. Оно, напротив, становилось яснее, отчетливее. И страшнее.
Но что все это значит? Она должна умереть? Почему? За чьи грехи и преступления? В своей короткой жизни она не сделала никому никакого зла. Что же преследует ее?
Может, это за ее прадеда, который в восемнадцатом добровольцем ушел на фронт? Сколько человек убил он, прежде чем дослужился до комиссара? А сколько убил после? Или, может, за деда-коммуниста, который делал свою кровавую карьеру в тридцатые — делал ее на мертвых костях своих менее удачливых коллег и конкурентов? Или за отца, брежневского партаппаратчика, ставшего большим бизнесменом? Ведь и благосостояние, среди которого Лена выросла, к которому она привыкла — тоже капля из того, что кровавая коммунистическая партия высосала за семьдесят лет из своего народа. Все, среди чего Лена живет сейчас, все, к чему она прикасается, все, что она ест и пьет — все это выпачкано и осквернено чьей-то кровью, чьими-то страданиями. Лена знала это, хорошо знала, но просто раньше никогда ни о чем таком не задумывалась.
…Вечером, возвращаясь домой из редакции, она зашла в церковь. Ей было страшно идти сюда. Она, ведь, даже не крещенная.
Подойдя к храму, Лена остановилась. Дала немного мелочи нищей старушке, которая здесь у входа собирала копейки. Бабушка благодарно перекрестилась. Лена, подумав, дала ей больше.
Потом, медленно переступая ступеньки, Лена поднималась к церковным дверям. Она ощущала, с каким трудом дается ей каждый ее шаг.
Открыв тяжелую дверь, Лена вошла внутрь. Здесь пели — очевидно, шла служба. Лена напряженно всматривалась в лики икон, смотрела, как колыхаются огоньки свечек.
Ей казалось, будто что-то нечистое, чужое, вошло в храм вместе с ней.
Она увидела священника в облачении, который выходил откуда-то. Лена быстро шагнула к нему.
— Батюшка, — обратилась она, и голос ее прозвучал, как чей-то посторонний, не ее голос.
Священник повернул голову. Остановился.
— Батюшка, — повторила Лена. — Я хочу креститься.
…Домой Лена ехала медленно. Все плыло перед глазами в разные стороны — Лена боялась во что-нибудь врезаться.
