— Здравия желаю, ваше сиятельство! Что‑то вы сегодня рано.
— Дела, Спиридон Трофимович, — откликнулся я. — Не скажете, Воденикова не появлялась?
— Вера Николаевна должна быть наверху, — ответил он мне в спину.
Взлетев по ступенькам лестницы на второй этаж, я пробежался к большой комнате, в которой основной состав редакции собирался утром на что‑то вроде планерки. Вера всегда приходила раньше, чтобы открыть окна и хоть немного проветрить помещение от табачной вони. До сигарет с фильтром здесь еще не додумались, но самых разных папирос хватало, и в редакции курили почти все мужчины. Летом еще можно было проветривать, но я не представлял, как здесь можно дышать зимой. Я терпеть не мог табачного дыма и не собирался этого делать. Пока поработаю, а дальше будет видно. Если к зиме не выделят своей комнаты, уволюсь. Распахнув дверь и увидев, что Вера одна, я схватил ее в охапку и принялся целовать.
— Ну что ты делаешь! — задыхаясь, сказала она, улучив момент, когда я от ее губ перешел к шее. — Прекрати немедленно! Алексей, сейчас все начнут собираться, а я красная, как морковка! Пожалуйста, меня уже ноги не держат! Можно подумать, что мы с тобой год не виделись!
— Никаких отсрочек! — решил я. — Надо быть дураком, чтобы откладывать счастье! Тебя сегодня приглашают к нам на ужин, так что готовься знакомиться с моей семьей, а потом в нее войти. Считай, что я тебе сделал предложение! Ты ведь согласишься или мне прямо сейчас выброситься из окна?
— Конечно, соглашусь! — сказала она, обвив мою шею руками. — Только нужно будет подождать с детьми. Я хочу хоть немного поработать в редакции.
В коридоре раздался шум шагов, и мы разорвали объятия. Открылась дверь, и в комнату вошли двое. Первым, дымя папиросой, шел товарищ редактора Николай Селезнев, за ним с папкой в руках следовал наш спецкор Владимир Мельников.
— Уже здесь? — спросил меня Селезнев. — Завидую я вам, князь! Эх, не был бы я женат! Вера, ты уже достаточно проветрила, закрывай окна.
— Бросали бы вы курить, Николай Васильевич, — посоветовал я ему. — Помрете раньше времени, что в этом хорошего? Коллектив это как‑нибудь переживет, кое‑кто даже обрадуется: все‑таки продвижение по службе. А вот вашей семье будет не до радости, да и не ждет вас на том свете ничего хорошего.
Он от удивления приоткрыл рот, из‑за чего папироса упала на пол, и я ее тут же погасил ногой. Объяснений между нами не получилось, потому что в открытую дверь вошли сразу четверо работников редакции во главе с самим редактором — Александром Меркушевым.
