— Зря вы не спите, — сказал я встретившему меня в коридоре отцу. — Мне теперь из‑за вас нигде нельзя задерживаться?
— Ты еще мальчишка, — недовольно ответил он. — И твой пистолет меня не сильно успокаивает. Ты не станешь стрелять, пока на тебя не нападут, а потом может быть поздно. Был бы ты хоть сильным парнем…
— Буду, — пообещал я. — С завтрашнего дня и займусь. Надо будет только купить гантели.
— Да ну? — удивился он. — Что‑то в лесу сдохло. Но я рад, если ты действительно будешь заниматься.
— Мне будет нужна твоя помощь, — сказал я. — Не в спортивных занятиях и не сегодня. Сможешь утром рассказать все о законе по легализации наркотиков? И мне нужен твой совет, как это преподать, чтобы не связали с тобой.
— Хочешь написать статью, — догадался он. — А хватит способностей? Ваш редактор, да и цензор, могут такое пропустить только в том случае, если к вам не смогут придраться. Это будет ведро помоев на партию кадетов, а в ней много влиятельных людей. Материал сенсационный, и от такой статьи могла бы быть польза, но не тебе ее писать. Да и захочет ли ваш редактор связываться?
— Давай договоримся так, — сказал я. — Ты мне даешь информацию, а я пишу статью и отдаю ее тебе. Если ты посчитаешь, что написанное можно отдавать в редакцию, я отдам, если нет, то поговорю с кем‑нибудь из наших редакционных акул. Если статью напишут они, ее тем более не свяжут с тобой, но мне нужно зарабатывать имя.
— За такую статью можно заработать пулю, — проворчал он. — Ты просто не представляешь, в кого хочешь плюнуть. Успокаивает то, что вряд ли захотят подливать масло в огонь, а тебя, скорее всего, попытаются купить. Ладно, иди спать. Если хочешь, чтобы я все рассказал, нужно рано встать.
В последние десять лет перед смертью я редко спал ночью больше пяти часов и не испытывал потребности спать дольше, но сон нужен не душе, а телу, а это тело не выспалось и утром зевало так, что была опасность вывихнуть челюсть. Холодная вода помогла, но спать все равно хотелось. Отец мне все рассказал за полчаса, спросив перед рассказом, не хочу ли я что‑то записать. Я отказался и не стал делать записи. Все нужные факты прочно улеглись в молодую голову, и в дальнейшем ничего не забылось. Мы быстро позавтракали, и я убежал в редакцию раньше, чем отец ушел на службу. Работа в ней начиналась с девяти, а идти нужно было только четыре квартала, поэтому можно было не торопиться, но мне не терпелось увидеть Веру и приступить к работе над статьей, и трудно было сказать, какое из этих желаний сильнее. Когда я вошел в вестибюль, меня поприветствовал наш вахтер.
