Шауль проснулся в полной темноте от звука осторожных шагов и шепота. Он дернул Якоби за руку и зажал ему рот. «Мальтийцы», – прошептал он. Якоби тоже прислушался. «Карту», – ответил он одними губами. Шауль нащупал в темноте карту и положил ее в карман. Они оба услышали, как за дверью наступила тишина, и в ту же секунду выскочили в окно, ведущее в переулок. Они слышали, как гнилая дверь поддалась и рухнула внутрь комнаты. За окном их ждали четверо. Двое из поджидавших встретились с их шпагами сразу – еще когда Якоби и Шауль выходили из окна; третий, перед тем как упасть, успел броситься им навстречу, четвертый исчез за углом. «За ними – закричал кто-то за спиной. – Не дайте им уйти. У них карта». Пробежав несколько десятков метров, Шауль и Якоби спрятались в одном из соседних – брошенных – домов и услышали топот множества ног. Они лежали на полу пустой комнаты, и время стало казаться вечностью. Потом Шауль захрипел и попытался что-то положить в руку Якоби. «Что это?» – спросил Якоби шепотом. «Карта, – ответил Шауль. – Я ранен. Возьми ее». «Нет, – ответил Якоби, – зачем?» «По-моему, я умираю, – прошептал Шауль уже чужим голосом. – Поклянись, что отдашь золото Куриэлю». «Клянусь, – сказал Якоби. – Если найду. Минус доля Самуэльса». Шауль снова захрипел, потом затих. Он был почти невидим в темноте. Якоби приложил ухо к его груди; Шауль был мертв.
Перед самым рассветом Якоби вышел из брошенного дома; он пробирался совсем тихо, почти на цыпочках, боясь, что мальтийцы его заметят. В глубине мозга он все еще слышал предсмертный хрип Шауля. «Сейчас главное – ее найти, – повторял он, – и сначала перерезать ей глотку». И тут он снова услышал топот, какие-то крики, потом шаги отозвались и с другой стороны. Якоби снова спрятался в пустом дворе и вжался в угол. «Не получите, гады, – пробормотал он, запихивая карту в рот и тщательно ее пережевывая, – ни за что не получите. Можете сдохнуть». Впрочем, судя по всему, было похоже, что сдохнуть предстоит именно ему. И вдруг шаги начали удаляться. Якоби вышел из дома и, пригибаясь к земле, начал искать дорогу к одному из проломов в городской стене. «А Шауль ругал стену с дырами», – подумал он. На рассвете Якоби пробрался через пролом и нырнул в густые заросли ежевики и сальсапариля на склоне горы. Судя по дальним звукам, мальтийцы продолжали его искать. Якоби предпочел передвигаться короткими перебежками, а потом подолгу отлеживался в зарослях, стараясь убедиться, что за ним нет погони. Но чем дальше он уходил от города, тем острее и отчетливее пульсировала разрывающая сознание мысль о предательстве и о мести. Но столь же отчетливо Якоби понимал и то, что, пока мальтийцы в городе, вернуться в Хайфу и найти Ребекку ему вряд ли удастся. От чувства собственного бессилия он начинал задыхаться, а перед глазами черным пятном маячило хрипящее тело Шауля. Карты теперь у него не было тоже, и Якоби испытывал к себе вязкое, почти безграничное презрение. Тем временем он поднимался все выше и выше. Медленно наступал вечер; уже в сумерках Якоби вышел на гребень Кармеля. И тут он увидел Куриэля. Куриэль стоял спиной к нему, как всегда, повернувшись на запад, к океану. Якоби остановился в нескольких шагах позади него. Они оба смотрели на кроваво-красную поперечную полосу заката над темно-синим морем, из-за которого так и не пришли те корабли.
