Бес, едва не плача, выбежал вон, а остальные, ничего не понимая, смотрели на Винта.
– Ладно, – сказала Эмми, практически не раздумывая, понимая, что он все равно останется, независимо от ее решения, – играй в нашей группе, если хочешь… А Бес какой-то нервный, вам не кажется?
Кэт пожала плечами:
– Зима скоро…
– Ну если только, – Эмми бросила пару тетрадей в рюкзак и помчалась в институт.
Винт был в группе чисто декоративной вещью вроде вазы или настенных часов с кукушкой. На большее он и не претендовал. Все что от него требовалось – это чисто отбивать ритм; вести с ним патетические беседы по ночам никто не собирался.
Подвал он покидал редко только для того, чтобы навестить туалет и принять ванну. Три раза в день Эмми приносила завтрак, обед и ужин, оставляя их возле входа, забирая потом пустые тарелки.
Каким-то образом Бес нашел с ним «общий» язык: часами многозначительно изливал душу, когда на него нападала серая бесцветная меланхолия, но все же Винт тупо молчал, не слышал ни единого слова, равнодушно пропуская все мимо ушей, занятый только полировкой своих и без того гладких, как поверхность воды, палочек.
Время… Время размывало их, удаляя все дальше друг о друга, заставляя замыкаться в себе, ожидать чего-то худшего после стольких дней аморфного бездействия, когда их чувство страха и желание сострадать притупились, как наконечники забытых на поле боя стрел.
Поступки, продиктованные отнюдь не логикой, а бессознательными импульсами, незнающими слова «нет», неминуемо приводят к результатам трагичным по своей глубокой сути, которая, к сожалению, не поддается столь желанному редактированию. Вот только что есть добро? Если любой, пусть даже самый мелкий и ничтожный бескорыстный поступок одного индивида масса отвергает, изничтожая на корню, узрев в нем жульнический подвох. Если люди не желают добра, то что же можно им преподнести взамен? Может быть только свою собственную голову на серебряном подносе, да конвульсивно дергающееся тело, лежащее у чьих-то ног. Если люди не желают добра – пускай упиваются злом. Оно все равно одержит над ними верх, равнодушно усмехнувшись на пустой, теперь уже ничейной земле, за которую проливали ненужную кровь эти двуногие мерзавцы, увешанные блестящими побрякушками, такими же фальшивыми как они сами.
Время… Время мудрей всех истин, оно бесконечно.
* * *
Удо превратился в бесполую тень Эмми, не покидавшую ее ни на минуту. Когда она бегала по утрам, он тайком бежал чуть позади, вовремя прячась, если она вдруг поворачивала голову.
